Дина Лампитт - Ускользающие тени

— Да.

— Здесь она спала и ела. Надеюсь, что ночной горшок она опорожняла не в то время, когда проезжала мимо деревень.

— Что за грубость! Лучше расскажите об этом догкарте.

— В нем ездил Петр I, когда был еще мальчиком. Мне он нравится — так начинаешь понимать, что этот великий государь тоже был человеком.

— Да, и при виде его ботфортов тоже. А где клавикорды?

— Во дворце. Пойдемте.

Размышляя о том, не показным ли является хозяйское поведение Алексея, Сидония последовала за ним по белому коридору, ведущему ко дворцу.

— Клавикорды унесли в бальный зал перед концертом. Он на втором этаже.

Скрипач заспешил по широкой лестнице и свернул в коридор, на стенах которого висели канделябры. Он остановился перед великолепными двустворчатыми дверями с резным изображением российского двуглавого орла над ними.

— А нас пустят?

— Разумеется. Здесь вам придется репетировать. Зал оказался гигантским, с его балкона открывался вид на реку, колонны каррарского мрамора шли вдоль стен с малиновыми драпировками, расшитыми белыми и золотыми листьями. В дальнем конце зала, напротив балкона, располагалось возвышение, где некогда играл оркестр. Здесь, прямо посредине сцены, стояли прекрасные клавикорды, изготовленные, как узнала Сидония, подойдя ближе, Джейкобом Киркманом примерно в 1750 году.

— Какая прелесть! — воскликнула она. — Работы Киркмана, да еще в таком отличном состоянии!

— Их настроили заново сегодня утром.

Сбросив пальто, Сидония присела к инструменту, чувствуя, как подрагивают от ее прикосновения клавиши, и вдруг, под влиянием увиденного за сегодняшний день, заиграла искрометную сонату Скарлатги. Она не замечала, как пристально следит за ней Алексей, который до сих пор, несмотря на свою развязность, толком не успел ее рассмотреть.

Триумф оказался полным. Именно за Сару Леннокс, а не за королеву пили сегодня в Лондоне, и все сомнения насчет ее участия в церемонии в качестве подружки невесты были теперь окончательно отметены.

На следующее утро после королевской свадьбы был устроен пышный прием. Наряженная в свое платье подруги невесты, Сара была обязана стоять рядом с королевой вместе с остальной свитой, пока той представляли придворных: женщин — герцогиня Гамильтон, а мужчин — герцог Манчестерский.

В самом разгаре церемонии представления дряхлый якобит лорд Уэстморлэнд, преданный самому Принцу-Красавчику, подошел выразить свое почтение. Проходя мимо выстроившихся дам, старик, зрение которого с годами ослабло, упал на колени перед самой красивой из них и поднес ее руку к губам, восклицая: «Какая прелесть!»

Покраснев, Сара со смехом возразила:

— Но я не королева, сэр. — И она повернула его в нужном направлении.

Это событие заметил весь двор, ибо при всех недостатках своего зрения старик был явно разочарован увиденным.

Рассказ об этом облетел весь Лондон, и Джордж Селвин, известный остряк и балагур, в знак одобрения поднял тост за Сару и лорда Уэстморлэнда, воскликнув: «Вы же знаете, он всегда любил претенденток!» Сразу же родилось прозвище Прекрасная Претендентка, Сару восхваляли в театре и поднимали за нее тосты на всех балах и вечеринках, а красавец лорд Эрролл, которого Гораций Уолпол считал самой видной фигурой во время коронации, в которой Эррол участвовал как старший коннетабль Шотландии, просил, или, скорее, умолял, Сару стать его женой. Сезон, который начался так плачевно и ужасно, закончился бурным весельем, омраченным только тем, что Сте вновь уехал, а Чарльз Джеймс дулся, потому что его кузина Сьюзен Фокс-Стрейнджвейз, в которую он считал себя влюбленным, хотя той уже исполнилось двадцать, вернулась к себе домой.

Уезжая, Сте с важным видом посоветовал Саре: «Не отказывайся от хорошей партии, если она подвернется, и не слишком часто появляйся на людях».

Однако именно в театре, посещения которого она не собиралась прекращать, жизнь Сары круто переменилась. Вспоминая то время, когда король сидел в ложе напротив, не отрывая от нее взгляда на протяжении всей пьесы, Сара подняла глаза, чтобы посмотреть, кто сидит напротив нее на этот раз, и была заинтригована видом незнакомца. На месте, которое некогда занимал Георг, сидел элегантный красавец — стройное томное существо, всем своим видом напоминающее французского маркиза.

— Кто этот денди? — прошептала Сара леди Тарриет Бентинк, сидящей рядом.

— Понятия не имею. Но каков кавалер!

— Да, это верно. Я обязательно разузнаю его ими.

Леди Гарриет рассмеялась:

— Вы заинтересованы, леди Сара? Я думала, что вы теперь будете более осмотрительны с мужчинами. Обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду, не так ли?

— Вы говорите о его величестве? С моей стороны это было всего лишь увлечение.

— В самом деле? — Очевидно, леди Гарриет было непросто сбить с толку.

Сара решила, что благоразумнее всего будет промолчать, и принялась разглядывать джентльмена, сидящего напротив, с большим интересом, чем она в действительности испытывала. Почувствовав ее пристальный взгляд, красавец поднял глаза и поклонился.

— Нам просто необходимо быть представленными друг другу, — прошептала Сара своей спутнице.

— Тогда будем надеяться, что вам удастся сделать это до Рождества.

— В самом деле, завершение сезона будет особенно удачным в объятиях такого очаровательного мужчины. Это было бы настоящее торжество, — ответила Сара, грациозно кивая головкой незнакомцу. В это время перед ее мысленным взором вставало опечаленное лицо короля, как будто он уже узнал о произошедшем.

По мнению Сидонии, концерт произвел самое лучшее впечатление. Вся иерархическая лестница влиятельных, людей России, в том числе один из потомков Романова, чудом оказавшийся в Москве в эти дни, устроила овацию. Но самые бурные аплодисменты вызвала вещь, которую она решила включить в программу в последнюю минуту, — пьеса Генделя в переложении Сидонии для клавикордов и скрипки. Сочетание звуков двух инструментов было ошеломляющим. Несомненно, Алексей был гением в своем роде. В его руках скрипка пела, вздыхала и плакала, к тому же он был наделен даром тонко чувствовать музыку любого времени, уверенно ориентируясь в мелодиях Ренессанса, барокко, классики и джаза.

Омрачало вечер только присутствие в зале группы английских парламентариев, хотя Сидония уже давно поняла: Найджелу известно, что она в Москве, так как афиши с ее фотографиями были расклеены повсюду. Но, едва начав игру, она позабыла о бывшем муже, а момент, когда Алексей в своем дурно сшитом фраке со скрипкой в руках поднялся на сцену, наполнил ее особым воодушевлением. Великолепный зал взорвался аплодисментами, выслушав блистательный дуэт москвича и англичанки.