Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

Во всяком случае, под первым же пришедшим в голову надуманным предлогом — там, видите ли, нарушаются международные нормы охраны труда — Юрковский велел Быкову завернуть на астероид Бамберга, где американская фирма «Спэйс перл лимитэд», что значит «Космический жемчуг ограниченный», добывала брюлики экстра-класса. В космическом вакууме из-за лучей и температур камешки на астероиде уродились — пальчики оближешь. «Любишь? Докажи!» Юрковский и Юру подговорил уйти в рывок. Генеральный все продумал: в долгую инспекцию на Бамбергу его одного, при всех его регалиях, с пристыкованного к американской станции «Тахмасиба» никак не отпустят, обязательно пойдут еще мордоворот Иван в качестве личного телохранителя и несколько автоматчиков охраны, которые, ясен перец, и берегут, чтоб чужие не набежали, и стерегут, чтоб свой не убежал; ну а раз так, Юрковский настоял и стажера взять для его же, стажера, идейной закалки. Мол, вот он, мир капитализма, учись, сынок, узнавать дерьмо в сладкой упаковке. На самом же деле Юре отводилась важная роль: в момент, когда Юрковскому надо будет сигануть во внутреннюю галерею Бамберги и попросить там политического убежища, Юра должен постараться как-нибудь отвлечь автоматчиков на себя. Потом, мол, когда внимание охраны, наоборот, перескочит на побег Юрковского, уже и Юра сможет беспрепятственно перейти чек-пойнт. Верил ли сам Юрковский в то, что стажеру это удастся, или нет — неизвестно; тут главное было уломать мальчишку, ведь без него вообще шансов не было. По роли Юре, натурально, сперва полагалось забздеть: патриот, комсомолец и так далее, куда ему сообразить сразу, где счастье. Но, столкнувшись с такой тупостью, Юрковский должен был человечно сказать: «Мальчик, там тебе никто в дупло вдувать уже не станет» — и это, конечно, решило дело.

Разумеется, гладко такой маневр пройти не мог — и не прошел. Драма есть драма, правду же снимаем, а не красивые сказочки; злобные советские автоматчики, презрев, что они на дипломатической территории и тут действуют особые правила применения табельного оружия, должны были затарахтеть длинными очередями, едва заметив, что генеральный наладился юркнуть в запретный коридор, — и тогда Юра героически прикрыл бы Юрковского собой. Изрешеченного и окровавленного, его на носилках оттаскивали обратно на «Тахмасиб», и он, то ли умирая, то ли просто теряя сознание, должен был со счастливой улыбкой едва слышно прошептать что-нибудь вроде: «Ну вот, теперь и умирать не жалко. Лучшее, что я мог сделать в нашей скотской жизни, я уже сделал…» И больше уж ничего не говорил и вообще впредь в кадре не появлялся.

Однако благодаря Юриному самопожертвованию фильм имел хоть и правдивый (как и все у демиурга), но счастливый конец — в отличие, между прочим, от сказочки Стругацких. Юрковский уцелел, и выскрести его обратно из глубин Бамберги у Быкова не было ни малейшей возможности. «Тахмасиб» полетел себе дальше — с однозначной перспективой по возвращении на Мирза-Чарле всем экипажем загреметь в лагеря. Юрковский же вскоре переехал в Израиль, воссоединился со своим многострадальным народом и нашел себя: открыл в Тель-Авиве ювелирную фирму. Пригодились налаженные на Бамберге связи со «Спэйс перл».

— Ну что? Усвоили?! — закончил демиург; голос его дрожал от творческого упоения. — Все «Оскары» ниши! По местам!

Юрковский был мрачнее тучи и даже будто сделался ниже ростом. Коротко покосившись в первый момент на Юру — то ли испуганно, то ли виновато, — он старался вообще больше не встречаться с ним взглядами. Играл как-то вяло, неубедительно; он отговаривал текст, но думал явно о чем-то своем. Демиурга колотило от бешенства.

Впрочем, с горем пополам отработали телепереговоры и стыковку, долгое потайное перешептывание Юрковского и Юры в мусорном отсеке накануне инспекции, высадку из «Тахмасиба» на астероид, первую встречу с американцами, собеседование с местным шерифом, который должен был обеспечивать на копях надлежащую охрану труда… Выручало то, что все эти разговоры были для Юрковского как бы наигранными, фальшивыми, — плевать ему было на охрану труда, если он уже вот-вот чаял спасения из советского ада; и поэтому то, что играл Юрковский с отчетливой фальшивинкой, парадоксальным образом накладывалось на эмоциональный рисунок эпизодов как нельзя лучше. Юра честно старался изо всех сил, подыгрывая великому старшему коллеге, но тот, что ни делай, никак не мог ожить в кадре.

Меж тем пора было браться за сложнейшую сцену беседы Юрковского с топ-менеджером «Спэйс перл», во время которой все и должно было произойти.

И действительно, тут-то все и произошло. Только совсем не то, к чему группа готовилась.

Трудно сказать, что послужило последней каплей. Может быть, слишком уж хорошо сыграл топ-менеджер. Он был такой лощеный, такой положительный по сравнению с лохматыми милитаризованными дикарями с советского корабля, он с таким превосходственным видом принялся демонстрировать Юрковскому продукцию своей фирмы; он так был уверен, что эти его сверкающие крошки выпеченного вакуумом и космическими лучами каравая неотразимы для любого, если только он не полный лох и лузер…

Юрковский, горбясь все больше, слушал его, слушал и своим тупо-мрачным взглядом исподлобья начинал уже, срам сказать, походить на памятного Юре с детства телевизионного Ельцина, а потом встал, протянул руку и взял с ладони топ-менеджера гроздь его сверкающих спэйс перл. Юра напрягся. После этого действие должно было понестись вскачь; вот-вот Юре предстояло прыгнуть вперед, чтобы прикрыть спину убегающего Юрковского от автоматных очередей. Автоматчики тоже напряглись, у Ивана, стоявшего рядом с Юрой, пучились желваки.

Юрковский медленно стиснул кулак с бижутерией.

— Вы что же это себе выдумали, мистер, — тихо, но страшно, с жутковатой нутряной хрипотцой сказал он. — Если я еврей, так я друзей предам? Тех, с кем прошел Теплый Сырт? Урановую Голконду? Комсомольца этого предам?

Ton-менеджер обомлел. Юра тоже обомлел. А Юрковский неожиданно размахнулся и швырнул топ-менеджеру его брюлики в фуфел. Ton-менеджер охнул, хватаясь за щеку: генеральный инспектор МУКСа швырнул всерьез, хлестко, от души.

— Вы что же думаете?! — надсаживаясь, заорал Юрковский. — Если я надеваю кипу, подходя к Стене Плача, то ваши сраные каменюки мне интереснее и важнее, чем кольца Сатурна?! А вот… вам!………..!!!

Нельзя было даже сомневаться: на сей раз жуткие загибы со штормовым ревом и брызгами летели прямо из глубины его интеллигентной души. Никакой натянутости и принужденности. Стопроцентное проживание.

— Да я, может, всю жизнь их мечтал увидеть, эти кольца!! — гаркнул Юрковский напоследок, а потом развернулся, схватил за спинку стул, на котором так вальяжно сидел еще несколько мгновений назад, поднял его могучими руками, как перышко, и что было силы швырнул в сторону окаменевшего от шока демиурга.