Сергей Щепетов - Племя Тигра

Смотреть на гостей – главным образом, на Семена – сбежалось все население поселка, две трети которого составляли, конечно, женщины, дети и подростки. Мужчины присутствовали не все, но Семен оценил общую численность населения более чем в сотню душ. Длинных жилищ и отдельно стоящих вигвамов он насчитал двенадцать штук. Сам поселок располагался в широкой ложбине на берегах мелкого ручья. Никаких желтых скал поблизости Семен не обнаружил, хотя местность вокруг была довольно холмистая.

Одеяния здешних мужчин и женщин практически не отличались от тех, к которым Семен привык. Да, собственно, он и сам так выглядел, разве что рубаха у него была не из оленьей или лошадиной шкуры, а из волчьей, впрочем, уже настолько потертой и грязной, что с первого взгляда можно было и не различить. Семен, правда, подозревал, что лоурины такие вещи различают именно с первого взгляда. В общем, воины рода Тигра отличались от своих родственников – Волков только налобными повязками, которые у них были не кожаные, а, так сказать, меховые – шерстью наружу. Чья именно это шерсть, понять Семену было слабо2.

Сразу же по прибытии члены Семеновой делегации бесследно растворились в толпе. Он успел заметить лишь, что гостями они себя здесь не чувствуют – это вроде как филиал их собственного поселка. Семену же и Ветке выделили персональное жилье. Честно говоря, он изрядно побаивался, что ночевать придется в компании малознакомых или незнакомых мужчин и женщин. Но – нет, специально для него Тигры возвели новый вигвам на краю поселка, причем по размерам и форме он довольно точно повторял конструкцию, собственноручно сооруженную Семеном в поселке Волков. Совсем уж большой удачей это было считать нельзя, поскольку свое жилище с очагом не в центре, а на входе Семен строил в расчете на холостяцкую жизнь при теплой погоде.

Потом был торжественный прием в обиталище Вождя лоуринов с долгой трапезой, обменом комплиментами и рассуждениями на отвлеченные темы. Помимо трех старейшин, присутствовали главный шаман племени и его ученик по имени Кунди. Последний под каким-то предлогом покинул заседание в самом начале, на что, впрочем, внимания никто не обратил. Сам же Вождь оказался довольно молодым парнем, вряд ли старше Черного Бизона – то есть слегка за двадцать. Шаман же, похоже, был по-настоящему стар и выглядел усталым.

Деловую часть многочасовой беседы вполне можно было уложить в несколько фраз. Совет Племен крайне неохотно дал согласие на убиение и воскресение юноши из рода Волка. Поэтому обряд должен быть выполнен со всей тщательностью, дабы не вызвать ненужных сомнений и слухов. В мистические глубины (или высоты) этого таинства Семен погрузиться (или подняться) не смог, да и, собственно, не очень-то и пытался. Зато уяснил практическую часть мероприятия. Он вместе с Головастиком должен отправиться в степь, где они семь дней будут «молиться и поститься». Семен вспомнил Гайавату и еще десяток описаний подобных практик у первобытных народов, и ему это сильно не понравилось. Он, конечно, постарался «не потерять лицо» и вопросы задавал витиеватые и многосмысленные. В итоге выяснилось, что какую-никакую крышу им все-таки там организуют, а вот огня разводить никак нельзя – ну, не пользуются огнем ни волки, ни тигры, не любят они это! И питаться придется соответствующей пищей – сырой мамонтятиной. Печально, конечно, но ничего с этим не поделаешь: уподобление родовому зверю дело тонкое – ох-хо-хо…

В итоге Семен оказался в крохотном шалаше на пологом холме посреди степи, покрытой прядями высохшей травы. Впрочем, кое-где сквозь нее уже начала пробиваться свежая – зеленая: то ли растения приняли бесконечные оттепели за начало весны, то ли весна следовала здесь непосредственно за осенью. Компаньоном Семена оказался хмурый прыщавый подросток, невесть почему получивший в детстве кличку Головастик.

Внешне он напомнил Семену другого парнишку – студента-практиканта из геологического техникума. Тот давний полевой сезон Семен вспоминал с удовольствием. Рабочих у него тогда было несколько, но почти все маршруты он отходил именно с Андрюхой. Парень оказался на удивление безруким и неловким в горно-таежной жизни. Он не умел готовить еду, ставить палатку, разжигать костер, рубить дрова, отколачивать образцы и укладывать рюкзак. Он старательно учился, но получалось у него плохо. Зато он любил ходить по горам и никогда не ныл от усталости. При работе на разрезах он терпеливо часами карябал в блокноте под диктовку описания слоев и горных пород – под комарами, под палящим солнцем, на ветру или под дождем. А как только выдавалась свободная минута, они начинали говорить. И могли заниматься этим бесконечно. По природе своей Андрюха был говоруном, и, самое главное, он был Читателем (да-да, с большой буквы!). В свои 16 с немногим лет он перечитал всю изданную в стране фантастику (тогда, впрочем, ее было не так уж и много, во всяком случае – обозримо). Причем любую книгу мог пересказать от начала до конца с собственными комментариями. Полюбившиеся романы он перечитывал по многу раз, а такие вещи, как «Понедельник…», «Трудно быть богом» и, конечно, «Мастер…», он цитировал наизусть страницами. Не раз и не два случилось, что они с Семеном, увлекшись смакованием высказываний кота Бегемота или отца Кабани, забывали, куда и зачем идут, и забредали не в тот ручей или промахивались мимо нужного склона. Для молодежи наиболее тяжким испытанием в полевых условиях является не убойная работа, а как раз наоборот – вынужденное безделье. Представьте, что вы застряли где-нибудь на водоразделе в крохотной палатке вдвоем с напарником. Здесь нужно поработать день-два и вернуться на базу. Но идет дождь, работать нельзя, а нужно лежать в спальных мешках, поменьше есть и ждать, когда дождь кончится – день, три, пять… Нет при себе ни книжки, ни игральных карт, ни радиоприемника, а все истории из собственной жизни пересказаны множество раз. Попробуйте-ка полежать дня три с пустым брюхом, глядя на серый брезент крыши и слушая гул комаров! А пять дней? А две недели?! Вот-вот… С Андрюхой подобные испытания были не страшны: сжевав с утра по три макаронины, они до вечера погружались в теплый и солнечный мир «Понедельника…» или отправлялись в Петушки с Венечкой Ерофеевым…

Увы, сходство Головастика с Андрюхой оказалось чисто внешним. Парня, конечно, можно было понять: что ему стоило оторваться на миг от костяной статуэтки и глянуть в степь? Всего одно движение глазами, которое он сделать мог, но не сделал, и вот… Сотни трупов – и своих, и чужих, а сам он повис в пустоте – приговоренный к мучительной смерти и помилованный, не ребенок и не взрослый, не изгой, но уже и не член рода. Вот он сидит в шалаше, прислонившись спиной к кривой слеге, и смотрит в пустоту остановившимся взглядом, вяло и односложно отвечает на вопросы… Да, собственно, о чем его спрашивать? Всю его прошлую жизнь можно уместить на половине странички крупным почерком. Наверняка она была точно такой же, как у всех остальных. Там, в другой реальности, подростковый возраст считается трудным – и для родителей, и для самих подростков. Гормональный взрыв, перестройка характера, попытки самоутвердиться. Причем часто самоутвердиться самым простым способом – не утверждая собственную талантливость, а доказывая, что все вокруг плохие и не могут понять такого замечательного меня. Что ж, надо признать, что лоурины проблему переходного возраста решают успешно. Да, жестоко, но – эффективно. Пара лет ежедневных тренировок с короткими перерывами на сон, потом посвящение – интимное знакомство со смертью, и пожалуйста – готов новый воин-охотник. Спокойный, отрешенно-доброжелательный, способный получать удовольствие от работы, от еды, от удачного выстрела, от соития с женщиной и немудреной шутки напарника. Способный, не потея, пробегать десятки километров по степи, выхватить из воды проплывающую рыбу, в долю секунды взорваться яростью битвы и умереть без сожаления и страха. Общинники… Общинное сознание… Даже он, Семен, человек из другого мира, чувствует, насколько комфортно и уютно это неразделенное «я – мы». Комфортно и… уязвимо. Выпасть из общности, оказаться вне ее – это страшнее, чем смерть, потому что простой физической смерти тут никто почти не боится. Он видел, как чувствовал себя Черный Бизон, оказавшийся оторванным от общности Людей… «Вот Мария Семенова создала замечательный по своей выразительности образ Волкодава. Против волшебной силы искусства доводы разума бессильны, но в жизни так не бывает. Подросток из рода Серых Псов, оставшийся сиротой, ни при каких обстоятельствах не мог сам по себе стать воином, да еще и мстить кому-то. И вовсе не потому, что это невозможно физически – возможно, наверное. Это невозможно психологически: оставшись без „своих“, незачем жить, незачем прилагать какие-то усилия. Это даже не исчезновение „земли под ногами“, это исчезновение всего сразу: верха и низа, правого и левого, закона и беззакония, добра и зла. Строго говоря, наверное, часть людей получила возможность жить и действовать в одиночку, не оглядываясь и не опираясь на „своих“, лишь в результате „революции“ Христа. Именно Он предложил себя в качестве универсальной, высшей замены рода, клана, племени. Даже те, кто не верит в реальность евангельских событий, все равно живут с сознанием того, что есть некие высшие, надчеловеческие критерии добра и зла. Это кажется настолько естественным, что люди забывают о том, что так было не всегда. У литературного Волкодава, по сути, христианское самосознание. А вот у Гамлета – не очень.