Петер Жолдош - Возвращение «Викинга»

Вскоре Большая Река уносила нас дальше. Мы старались не приближаться к берегу, неотрывно всматривались в прибрежные заросли. Я очень полагался на зрение Ного. Очень совершенный человек Ного — нюх собачий, глаза кошачьи, — я так ему и заявил.

По обеим берегам — ничего подозрительного. Может быть, Ного напоролся на одинокого, забредшего к реке охотника? Если это так, то я все равно не жалею, что мы отчалили в спешном порядке. Иначе могли бы волыниться еще целую неделю.

Жаль, что хижину не довершили. Теперь от солнца прятались под нашей «дерюгой». Костер зажигали, только когда готовили рыбу. Более-менее спокойно чувствовали себя, когда река расступалась и плот медленно плыл посередине. Светлые песчаные берега производили впечатление пустынных. К самой границе песка подступали темные заросли. Склоны долины — царство джунглей. Местами холмы, окружающие долину, отступали на несколько километров. Затем снова сжимали реку так, что она чуть не вдвое ускоряла свой бег, стремясь поскорее освободился от тесных объятий. В отдельных местах над лесом поднимались столбы дыма, всегда локальные, аккуратные, что свидетельствовало об их искусственном происхождении. Иные поднимались тоненькой струйкой. На таких кострах туземцы, вероятно, готовили пищу, не требующую большого огня…

Дымы давали нам полезную информацию о заселенности края по обе стороны реки. Значит, не пустынное это место, и здесь живут племена, о которых пока ничего нельзя сказать. Одно удивляет: почему они не показываются на берегу? На Земле люди всегда тянулись к рекам. Если они есть в лесу рядом с рекой, то почему не появляются на берегу? Может, это добрые, миролюбивые люди, и с ними можно было наладить какие-то отношения… Мы могли бы рискнуть и пристать к берегу. Ну а если люди вовсе не мирные? Если все те же каннибалы? Или просто дикари, которые принесут нас в жертву своим лесным духам или божествам? Нет, в таких случаях, в таких условиях что-то неохота рисковать.

Мы держимся настороже и по-прежнему внимательно рассматриваем берега. Рядом с нами на плоту лежат луки и стрелы. Я не сомневаюсь если у здешних туземцев есть хорошие луки, то есть у них и многое другое. Лодки, например…

Я думаю: что бы мы делали, если бы, получив информацию о «Викинге», нам пришлось бы пробираться к нему пешком? Это просто счастье, что нашему предприятию помогает сама география. Река нас несет на плоту, река снабжает нас рыбой. Правда, эта же река чуть не стала нашим убийцей, но не будем злопамятны — о плохом не вспомним, а за хорошее скажем спасибо.

Рана у моего спутника нагнаивается. Чего доброго, стрела могла быть и отравленной. Если и не отравленной, то возбудителей инфекции на костяном наконечнике хоть отбавляй. Я не знаю, что в этом случае делать? Были бы мы на берегу, можно воспользоваться травами, — любая чистая трава была бы полезной… Мы не можем считать жителей леса друзьями. Друг не пустил бы стрелу, не выяснив наших намерений. Леса населены нашими вероятными врагами, и от этого факта никуда не уйдешь.

Когда у меня созрело решение бежать от плоскоголовых и добираться до некоего «города» (не могу употреблять это слово без кавычек), то я слишком упрощенно представлял себе путь: самое трудное — оторваться от преследования, а потом долго-долго шагать по чуждым пределам, предвкушая радость встречи с друзьями. На деле оказалось, что между станом плоскоголовых и местом, где пребывает «Викинг», огромные пространства, заселенные племенами. Вот этого я и не предвидел. Все допускал: и динозавров, и Больших Гривастых, и птицеящеров… А дикарей забыл. Выходит, что пристать к берегу мы можем лишь у цели нашего путешествия, там, где мои товарищи завоевали прочный авторитет у аборигенов, где их боготворят. А в любом другом месте на берегу нас могут только съесть. Хорошо, если без чавканья…

Однажды утром мы проснулись в тридцати метрах от берега. Первое побуждение — хватать весла и отвести плот на середину реки. Но вокруг было столько покоя, что мы и не подумали это сделать. Если уж плот принесло сюда, то воспользуемся случаем и покроем нашу хижину листьями. За ними не надо идти далеко. Густые ветки склоняются к самой воде. Мы плавно, без рывков, подгребаем к берегу, плывем вдоль него на расстоянии вытянутой руки от зарослей.

Нигде ни дымка, ни следа. Ного стоит на краю плота и тянется к ветке, чтобы, ухватившись за нее, притянуть плот к берегу. Его рука повисает в воздухе. Он на секунду замер, затем опустился на четвереньки и подполз ко мне:

— Надо бежать! — шепчет он, вытаращив глаза. — Назад!

За густой зеленой завесой не видно ничего, но моего слуха вдруг касаются негромкие звуки членораздельной человеческой речи. По тону беззаботная болтовня. Несколько человек. Мы с Ного беремся за весла и начинаем отгребать на середину реки. Вот тебе и тишина! Только бы не услыхали нас, пока мы будем удаляться! Плот — не лодка. Весел слушается плохо. Отходим слишком медленно. Берег отодвигается от нас со скоростью улитки. Пять метров… Десять… Пятнадцать… Чуть ниже по течению берег открывается, заросли освободили место для песчаного пляжа. Пока не видно никого, даже голоса стихли. Может, наблюдают за нами? Плот отошел уже метров на сорок. Ного внюхивается в запахи и показывает рукой на заросли, которые вклинились между рекой и пляжем. Плот вытащился на середину реки, и его подхватило на стрежне, понесло быстрее. Нам открылась внутренняя часть пляжа. Мы их увидели. Четверо туземцев хлопотали возле вытащенной на песок лодки. Их темная кожа блестела в лучах солнца.

— Ложимся на живот! — шепчу я.

Мы вжимаемся в бамбуковые стволы и лежим неподвижно, прикованные взглядами к людям у лодки. Пока они нас не заметили, суетятся вокруг своей посудины. Не могу определить, что они там делают. Еще немного, и нависающие над водой заросли скроют нас от глаз туземцев… Надо же! В последний момент один из дикарей бросил взгляд на реку и что-то крикнул. Все остальные вскинули головы и уставились на наш плот. Мы медленно уходим из поля их зрения.

— Ного, беремся за весла!

Мы гребем изо всех сил. Были бы на лодке — мчались бы со скоростью стрелы. А так… гребем. Я с одной стороны, Ного — с другой. «Может, пронесет?» — пискнул во мне слабый голосок надежды. Минуты проходили в безмолвии, нарушаемом всплесками весел. Мы ушли, наверное, метров на триста-четыреста. Голосок надежды крепнет. Я уже готов поверить, что пронесло — туземцев не заинтересовало наше появление. Пляж с туземцами скрылся за поворотом реки. Ного хотел отставить весло посчитал что опасность миновала. Я продолжал грести…

Лодка с преследователями появилась из-за поворота, когда и я решил, что нас оставили в покое. Не оставили, черт бы их побрал! Ного снова схватил весло. Я махнул рукой — бесполезно от лодки не уйти. Лучше взяться за луки и стрелы, да положить возле себя дубинки, пусть под рукой будут на случай абордажа.