Александр Лоскутов - Кольца вероятности

Возможно, я смог бы сбежать, но это конечно же не выход. Потому что меня догонят. Они меня найдут даже на краю света. Лучше уж нанести удар самому…

Их было трое. Всего трое, но для меня и это уже слишком! Обычный мужик с автоматом через плечо – один из тех, кто гонял меня по тому болоту. Юная хрупкая девушка с длиннющей снайперской винтовкой… Блин, как она только ее тащит, бедняга. И, что весьма показательно, ни она, ни тот мужик совершенно ничего не боятся. Точнее, они не боятся властей. Всего в трех кварталах отсюда собралась вся местная милиция, взбудораженная недавней стрельбой и взрывами, а они как ни в чем не бывало бродят с оружием наперевес. Это уже наглость, ребята! Пора бы и честь знать.

Хотя, собственно, чего им бояться рядом вон с тем длинным ослом, который торчит у машины. Знакомая рожа, чтоб ее век не видеть. Тот самый человек, что пообещал прикончить меня при следующей встрече.

Федор Рогожкин собственной персоной.

Вот, значит, как все повернулось…

Он настороженно озирался по сторонам, скользя взглядом по домам и лицам прохожих. Несомненно, он чувствовал пересекающиеся поля вероятности так же, как их чувствовал я. Слабый зуд во всем теле и неровная пульсация в запястье. Признак того, что где-то очень близко находится тот, кто несет в себе враждебное кольцо. Я почти кожей ощущал изливающуюся на меня враждебность. Интересно, что сейчас ощущает Рогожкин? Холодное спокойствие и настороженность? И конечно же страх. Мой страх.

Да. Я боялся. А кто бы не боялся на моем месте?

Они еще не знали, что я здесь. Но скоро узнают.

Рогожкин резко шагнул в сторону и, склонившись к девушке, что-то ей сказал. Та кивнула. И потом, закинув свою громадную винтовку на плечо, припустила бегом… в мою сторону. Я разом напрягся.

Двумя этажами ниже хлопнула входная дверь.

Вот черт. Она вошла в тот самый подъезд, ставший убежищем для меня. Я поморщился. Не знаю, удача это или, наоборот, невезуха, но… Что же делать?!

Звук шагов приближался. Эта юная леди с громадной пушкой поднималась вверх по лестнице.

Что мне было делать? Я не желал начинать пальбу, оказавшись загнанным в тупик. Только сейчас я понял, что забраться в подъезд – это самая глупая выходка, которую я только мог отмочить. Отсюда же только один выход… Или нет? О Господь Всемогущий и Всепрощающий, сделай так, чтобы здесь был люк на крышу. Пожалуйста!

Вооруженная чудовищной винтовкой, девушка медленно поднималась вверх по лестнице, поднимался и я, стараясь держаться как можно незаметнее и, по возможности, не шуметь, для чего пришлось разуться. И я мысленно молился, чтобы сейчас никому из жильцов не взбрело в голову выглянуть из квартиры и, увидев грязного босого мужика, крадущегося по лестницам с явно недобрыми намерениями, оповестить об этом весь свет.

Сколько же здесь этажей? Пять. Пять этажей. Значит, остался еще один… Ага, вот и конец. Пятый и последний этаж. Дальше пути нет. Вообще-то – спасибо, Господи, – здесь находился люк на крышу, но, естественно, закрытый на большой амбарный замок, разбираться с которым у меня не было времени.

Я неподвижно застыл, сидя на корточках и мертвой хваткой стиснув рукоять пистолета. Не было никаких сомнений в том, что дамочку я смогу угрохать с легкостью. Сейчас просто выпрямлюсь и нажму на спуск. Пиф-паф. Она даже не успеет ничего понять.

Но вот потом… Меня же неизбежно услышат. Рогожкин и милиция. Даже не знаю, от кого мне ждать больших неприятностей.

Как жаль, что на этом дурацком пистолете нет глушителя!

Шаги приближались.

Ладно, попробуем по-своему.

Я выпрямился во весь рост и подошел ближе к перилам. Вот она идет. Тяжело шагает по ступенькам. И меня еще даже не видит. Ну поверни хоть голову. Не хочу стрелять в спину. Да и вообще в нее стрелять не хочу – она же просто девчонка. Совсем еще сопливая. Я вспомнил, как эта соплячка чуть было не снесла мне голову всего час назад, и… И не ощутил в себе ничего, кроме, пожалуй, раздражения. Ни ярости, ни злобы, ни ненависти…

Она поднялась еще на один пролет и повернулась. Увидела меня и замерла.

Я смотрел ей в лицо, и туда же смотрело черное отверстие дула моего уворованного «макара», готовое в любой момент выплюнуть смерть. Она не шевелилась, не пыталась вытащить из-за спины свою чудовищную винтовку, не пыталась удрать, не пыталась что-то сказать и как-то оправдаться. Она просто стояла, опустив руки, и смотрела на меня. И в ее взгляде я почувствовал обреченность.

– Положи оружие. Только медленно.

Девчонка, совсем девчонка… Что же ты делаешь, девочка? Зачем тебе эта пушка? Зачем все это?..

Она подчинилась. Медленно стряхнула с плеча винтовку. Осторожно наклонилась и положила ее на пол. Металл слабо лязгнул о каменные плиты. Потом выпрямилась, двумя пальцами вытащила большущий пистолет и осторожно положила его рядом. Посмотрела на меня.

– Отойди назад.

Я спустился по ступенькам и встал прямо перед ней.

Красивая. Глаза голубые-голубые, как небо. Губы слабо дрожат. Боится, хотя старается этого не показывать. Ну и правильно! Одобряю.

Ну и что же мне теперь делать? Отпустить я ее никак не могу. Это был бы самый глупый поступок, который я мог бы только совершить. Я посмотрел под ноги. Пистолет. Снайперка с оптическим прице­лом. Подобрать ее и… Как ломом по башке. Никто не услышит… Или все же выстрелить, а потом ноги в руки и на крышу?

Не могу я стрелять в женщину. Тем более в девочку. Ей же лет семнадцать-восемнадцать. Вчера, наверное, еще в школу ходила.

Вот такой вот я пережиток давно умершего рыцарства по имени Антон Зуев. Дурак. Мальчишка. Слаб ты духом, Зуев. Слаб. Небось она бы ни минуты не раздумывала, прежде чем пустить мне пулю в лоб.

Но если для того, чтобы поступить правильно и разумно, нужно убить ее, то лучше уж я навсегда останусь дураком.

Я быстро перехватил пистолет левой рукой, шагнул вперед и…

Кажется, она даже не успела ничего понять. По крайней мере, глаза у нее были удивленные, а не испуганные. А потом она упала, крепко приложившись затылком о бетонные перекрытия. Я поспешно наклонился и приложил пальцы к запрокинувшейся шее.

Жива.

Ударить девушку. Вот такой вот нерыцарский по­ступок. Но все равно, здоровенный синяк на скуле, струйка крови из разбитого носа и большущая шишка на затылке лучше, чем дырка от пули. И Рогожкина она предупредить не сможет. Ну, пока не оклемается, конечно.

Я воровато оглянулся. Кажется, никто не видел моего такого нехорошего поступка. А если какая-нибудь любопытная бабулька и наблюдала за этим действом через дверной глазок, то вылезти и встрять она попросту не решилась.