Михаил Емцев - Три кварка (сборник)

Сельва отпустила меня однажды. Зачем же я опять, как отколовшийся от надежной кладки камешек, упал в глубокий зеленый колодец Шингу? Как мне объяснить это вам? Вы все равно не поймете меня. Но войдите в сельву, и первое, что вы утратите, будет чувство времени. Еще немного — и вы поймете: природа здесь нераздельно властвует над человеком. И вы не удивитесь, когда повредивший ногу индеец ляжет под дерево умирать. Вам многое придется переоценить. Зато вы научитесь различать в зарослях ягуара до того, как он бросится вам на спину. А если не научитесь, просто не вернетесь назад.

Просто, прооосто, прооооосто!.. Так говорят индейцы. Степени сравнения в их языке передает интонация. И если я говорю «прооооосто», то поверьте, что смерть в сельве столь же проста, как восход и закат солнца. Но вы не поймете меня… Для этого вам пришлось бы отрешиться от привычной мысли, что вы центр Вселенной. А это возможно либо в сельве, либо среди очень хороших людей. Я ушел один, когда румберо покинули меня. Ушел, чтобы сделать эту проклятую карту. В озере оказалось не так уж много самородного золота, чтобы можно было разбогатеть в одиночку. Но карту я сделал.

— Ты лучше расскажи, как вы эти зернышки «бонц» нашли?

— Ну, это случилось еще во время предыдущей вылазки в сельву. Тогда нас было двое — я и один тхукахаме. Он-то и нашел эти зерна. Индеец называл их «Слезами Большого водопада». Впрочем, так их называют, как я потом выяснил, только индейцы племени тхукахаме, остальным эти плоды известны под названием «бонц». Как это случилось? Так вот, шли мы, шли, и как раз начались дожди, я прямо-таки с ног валился, и шли мы…

— Ну шли, и что дальше? — подгонял рассказчика Живчик.

— А ты не торопи меня. У Миму еще бутылка найдется. Когда начались дожди, мы как раз обошли это озеро кошачьего золота и спустились уж не помню, в какую долину, и заблудились. Потому и заблудились, что я требовал дальше идти. Я торопился, парни. Я знал, что надолго меня не хватит. Боялся я ночлега. Индеец послушался меня; мы шли весь вечер и, понятное дело, зашли куда-то не туда. Сделали привал. А дождь все льет. Проводите мой ушел, и что-то долго его не было. Потом приходит бледный, серьезный такой. «Благодари своего бога, — говорит. — Я нашел кусты с плодами „бонц“». «Что это еще за бонц?» — спрашиваю. А он не отвечает. Только головой трясет. Потом сказал, что напиток из этих зерен он пробовал маленьким ребенком, когда была жива какая-то его прабабка. «Ладно», — говорю, и сам смотрю и вижу, что у него и правда в руках большая ветка с ягодками. По форме да и на ощупь они кофейные зерна напоминают, только кожица на них такая нежная-нежная. Пока они сырые, еще можно различить, а высохнут, так совсем как кофе. Индеец приготовил варево из этих зерен, и мы выпили его. Проглотил я напиток из Слез Большого водопада, и…

— И что?

— Это, парни, такое, такое… Не могу вам даже рассказать, что это. Болезнь, мираж, бред? Особая болезнь, особый бред. Потом пришлось расплачиваться — полгода у меня разламывалась от боли голова.

— Дик, а почему ты сам не…?

— Варево из этих зерен можно пить только раз в жизни. Самый меньший перерыв должен быть в двадцать лет. Так мне сказал индеец. А этому покойнику я верил. Он был честным человеком, хотя и пьяницей. Кто выпил два-три раза подряд — конченый человек. Вот я, например, тогда выпил и обеспамятел. Я шел играючи там, где раньше проползал на четвереньках. Еды не нужно, немного воды и все. И только. И все же… я бы не захотел больше так идти. Только удирая от смерти.

— Почему, Дик?

— Видишь, какое дело. Дорогу я видел и выбирал хорошо. И ни разу не свалился в пропасть. И в реке не утонул. И жакаре, и анаконды были мне не страшны. Только все время мне казалось, что небо поросло волосами. Длинными грязными волосами. И волосы эти вверху мотаются, меня чуть ли не по голове задевают. Самое смешное, парни, что небо-то я отлично видел, и облака, и редкий солнечный свет, но и волосы тут же почему-то маячили. Странно. Как посмотришь вверх, чуть ли не тошнить начинает. Это волосы в лицо и рот лезут. Брр! А у индейца другое. Его смех одолевал. Всю дорогу прохохотал. Я удивлялся, как он тогда себе шею не свернул. Все говорил, что звук видит. Слова, говорил, как разноцветные бусы.

— Ты рассказывал про это Педро? — спросил Ленивец.

— Я ему все написал и оставил немножко ягод «бонц».

— А сам ты не захотел с ними возиться?

— Нет, наркотики — это не по мне. Золото — другое дело. Металл чистый, благородный.

В каюту вошла донья Мимуаза.

— Вот, — она поставила банку на пол в центре между тремя собеседниками, — я пошла.

— Снимай ботинок, Андрэ, — сказал Дик.

Живчик скинул ботинок, приподнял стельку, извлек из-под нее плотную пачку банкнот и протянул их Дику. Пока кладоискатель пересчитывал ассигнации, Ленивец открыл банку и заглянул внутрь.

— Совсем как кофе. Настоящий Red Circle — первый сорт. И пахнут так же.

— От такого кофе ты, брат, на седьмое небо заберешься и забудешь, как оттуда спуститься. Хорошо, — Дик спрятал деньги в карман куртки. — А теперь, Андрэ, скинь второй ботинок.

— Какого дьявола?! — Живчик взвился в воздух и схватился за карман, но в руке Дика уже предупредительно поблескивал вороненый ствол.

Ленивец изумленно смотрел на Живчика.

— Вельо?! — в голосе толстяка звучала угроза.

— Даже так?! Ну и тут ты отличился, вельо, — Дик укоризненно покачал головой. — Это уж никуда не годится. Товарища подводишь.

— Мне деньги нужны, — захныкал Живчик, садясь и снимая ботинок. — Жрите!

Дик извлек из второго ботинка Живчика пачку денег раза в полтора толще первой. Ленивец молча наблюдал. Белые желваки двигались на его небритых щеках.

Рибейра разделил вторую пачку денег на три равные стопки. Одну он протянул Ленивцу, вторую — Живчику.

— Всем нужны деньги, — примирительно сказал он. — Но шестьдесят процентов комиссионных, сам понимаешь, парень, многовато даже для старого гангстера. Я уже не говорю о том, что вы сэкономили на билетах и других мелочах. То ваши чистые деньги. Педро мог бы ловить меня, не тратясь на комфорт для своих помощников. Но это не мое дело. Говорят, Толстый Педро сильно изменился?

— Сильно, — хором ответили довольные гангстеры.

— Журналы читает, — разъяснил Ленивец.

— Какие журналы? — спросил Дик.

Светло улыбнувшись, доктор Трири сложил листы газеты и ласкающим движением опустил их на лакированный столик.

Он поднялся из низкого теплого кресла, сплел пальцы за спиной на манер сложного морского узла, поднял лицо к потолку и медленно закружился вокруг стола, на котором в струях кондиционированного воздуха точно живая шевелилась газета.