Марина Дяченко - Мигрант, или Brevi Finietur

— Внимание! — высоким голосом сказала женщина-экскурсовод. — Сейчас мы увидим материальные памятники, о которых только что говорили! Смотрите ночным зрением для полного эффекта — в этой части экспозиции всегда царит полумрак, поскольку во времена Смерти Раа наши предки…

Голос женщины отдалился, слова перестали быть различимыми.

— А потом Творец их покинул, что ли? — предположил Крокодил.

— Или они его.

— Они никуда не делись. Делали то же самое, жили точно так же…

— Они перестали быть его отражениями.

— А он хотел, чтобы они в точности повторяли…

— Что он хотел, мы не знаем. Но этот мир был так устроен. А потом сломался. Перестал соответствовать замыслу.

Крокодил хмыкнул:

— Если бы ты сделал табурет из дерева, а потом воткнул в сиденье гвоздь острием вверх, и табурет…

Тимор-Алка передернуло.

— Оставь свои… дурацкие шутки, это не смешно!

— Извини, — пробормотал озадаченный Крокодил.

Молча они прошли ко входу в рощицу, обещавшую чудовищ. Тимор-Алк, не останавливаясь, двинулся дальше.

— Эй, — сказал Крокодил. — А это мы не будем смотреть?

— Там нет ничего интересного. Разве что для детей. Скелеты тварей, которые водились в эпоху Смерти Раа.

— О, — Крокодил с интересом взглянул на арку, за которой скрылись дети-экскурсанты.

— Пойдем, — попросил Тимор-Алк. — Пожалуйста.

Крокодил нехотя послушался. Теперь они шли по довольно-таки пологой, широкой аллее, мощенной гладкими мраморными плитами.

— Я не люблю думать об острых предметах, — признался Тимор-Алк.

На этот раз содрогнулся Крокодил.

— Прости, — сказал совершенно искренне. «Как он живет с таким болевым порогом? Как он вообще живет?!»

— Когда началась Смерть Раа, тут-то все и случилось, — помолчав, заговорил Тимор-Алк. — Мутации, уродства, разные… нарушения… все, что имело смысл, — потеряло смысл. Время ускорялось, замедлялось, поворачивало вспять. Порождения фантазии так проецировались на реальность, что… Скелеты чудовищ в роще — просто ерунда, детские страшилки. Боязнь темноты. А воплощалось чувство вины, например. И пожирало носителей… И все, не было никакой надежды. Они, я думаю, то призывали своего Творца, то проклинали, то обещали убить…

— Но Творец не услышал, — сказал Крокодил. — Услышало Бюро.

— Может, Творец на этот случай для разнообразия послал Бюро, — Тимор-Алк недобро улыбнулся. — Видишь ли… Они ведь не только пожирали друг друга. Они любили, защищали. Умирали друг за друга. И, я думаю, те, кто сумел преодолеть страх и голод, те выжили и дали потомство.

— Но ведь они изначально были все одинаковые? — не удержался Крокодил. — Значит, не все?

— Понятия не имею, — мальчишка остановился. — Мы сейчас подходим к самому интересному месту. Второе Рождение и первое столетие после него…

Они посторонились, пропуская идущих по дорожке мужчину и женщину. Над головой женщины выписывал виражи, как муха, автоматический экскурсовод.

— …недостатком знаний и навыков населения Раа, — донеслось до Крокодила. — Предстояло выучить поколение учителей и профессоров, которые, в свою очередь, никогда не были студентами и школь…

Голос экскурсовода растаял, слизанный ветром. Сквозь мутное небо зрачком проступило солнце.

— От костра в пещере — к заводу на орбите, — сказал Тимор-Алк, и у него перехватило горло. Он закашлялся. — Все началось, когда возникла Проба. Когда древний ритуал посвящения во взрослые обрел смысл, наполнение… стал Пробой. Те люди знали цену идеям. Те люди знали, что такое быть хозяином себе, быть хозяином миру, принимать ответственность и нести ее — с радостью. Тогда зародился мир, каким мы его знаем…

Он указал вперед, туда, где на ровной площадке площадью со стадион стояли кирпичные заводские корпуса и старинные трубы указывали в небо сотней закопченных пальцев.

— Ох и дыму тут было, — сказал Крокодил.

— Ага. Знаешь, я хотел бы жить в то время. Они были… каждый был очень нужным тогда, себе, людям, миру. Каждый был… соответствовал замыслу на полную катушку. Осталось столько стихов с того времени, песен, рисунков, скульптур, любовных писем…

Он замолчал и ступил на ленту-транспортер, едва заметную среди травы. Крокодил догнал его и встал рядом; лента понесла их вверх, на крутых склонах складываясь гармошкой. Небо, затянутое пленкой облаков, казалось веком огромного закрытого глаза.

— Ты бы хотел жить в то время, — сказал Крокодил. — А сейчас что не так?

— Да так, — Тимор-Алк пожал плечами. — Вроде как по мячу стукнули, и он покатился вперед, вперед… А потом медленнее. А потом почти остановился. Вот у меня такое чувство, что на Раа все почти остановилось, все еле ползет по инерции… Я в детстве мечтал, что, когда я вырасту, уже будут космические корабли и мы полетим в космос.

— Зачем?

— Вот именно, зачем, — мальчишка отвернулся. — Все и так есть. Знаешь, такое чувство, что единственный смысл на Раа — это Проба. Я вот сейчас вспоминаю… И думаю: наверное, это были лучшие дни моей жизни.

— Я тоже иногда так думаю, — признался Крокодил.

Транспортер тек, как пологая речка, беззвучно и мягко.

— Ты целовался когда-нибудь? — спросил Крокодил.

— Тебе-то что? — Тимор-Алк моментально подобрался.

— В твоем возрасте я только и думал, что о девочках. И многие мои ровесники тоже.

— А я не думаю, — резковато ответил Тимор-Алк. — Я занят.

— Много дел? Наращивать индекс социальной ответственности, учиться, выступать на форумах, нарабатывать авторитет…

— Ты как будто надо мной смеешься, — мальчишка насупился. — Да, я хочу иметь авторитет. Я хочу высокий индекс, как моя бабушка. У индекса, по крайней мере, нет цвета кожи.

Крокодил смутился. Вот оно что…

— Многим девушкам нравятся экзотические парни. А ты… У тебя должен быть бешеный успех среди девчонок, если я хоть что-то в этом понимаю. Ты одновременно яркий и странный, надежный, ты полноправный гражданин…

Под взглядом Тимор-Алка он говорил все тише и наконец замолчал.

— Я занят, — с горечью повторил Тимор-Алк.

— Но физиологически… ты ведь мужчина, правда?

Тимор-Алк вспыхнул, и его зеленоватое лицо сделалось почти малиновым.

— Ты ничего не понимаешь в жизни! — убежденно сказал Крокодил. — Перед тобой неисчерпаемый резерв радости! Учеба, индекс, дела — все это ерунда, судьбы Раа, мигранты, гражданские права — все это чушь, не бойся, попробуй хоть… хоть раз поцеловать кого-то! Хоть за руку подержать, ты же темпераментный парень! И уже взрослый…

— Легко тебе говорить, — вырвалось у Тимор-Алка.