Василий Головачев - Черное время

– Согласен. Его можно развернуть? Или, наоборот, свернуть? В черную дыру?

– Разве ты еще не понял? Ты же пять лет занимаешься эйнсофом.

– Я скорее технический распорядитель, а не ученый, теоретические проекты мне предлагают наши «яйцеголовые» теоретики. Но еще ни один из них не приблизился к пониманию процессов, происходящих в эйнсофе.

– Странно, честно говоря. Шаламов ведь мог дать вам прямую информацию…

– Он дал. – Ландсберг криво улыбнулся. – Но мы ее не оценили. Среди работников института не осталось ни одного интрасенса. Мне с трудом удалось уговорить директора, чтобы взяли тебя.

– Все, моя работа в институте закончилась.

– Что ты хочешь сказать?

– Я ухожу!

Ландсберг хмыкнул, по-новому оценивая сосредоточенное лицо ксенопсихолога.

– Ты хорошо подумал о последствиях?

– Подумал. Можешь сдать меня вивисекторам Службы, но я не останусь!

– А если я предложу тебе поучаствовать в последнем эксперименте?

– Я же сказал…

Ландсберг повернул руку запястьем вверх, нажал на стерженек личного информа, и над серебряным квадратиком выросло объемное изображение чаши из красноватого металла.

– Узнаешь?

Брови Маттера полезли на лоб.

– Обломок «стринга»? Откуда он у тебя?

– Забрал у Леона Торопова. Не хочешь запустить эту чашку в эйнсоф?

Маттер поскреб заросший щетиной подбородок, глядя то на чашу, то на приятеля.

– Гертруда была права, ты изменился. Но ведь если мы воткнем «стринг» в эйнсоф, он может скомпактифицироваться, произойдет частичная или полная свертка узла…

– Ты же утверждал, что черной дыры не получится.

– Я и сейчас это утверждаю.

– Вот и славно.

– Что-то я тебя не пойму. Ты же хотел заставить эйнсоф возбудиться и перейти в состояние коллапса.

– Хотел, теперь не хочу.

– Что произошло? Появились новые клиенты, которые предложили заплатить больше?

– О чем ты?

– О кубоидах. Систему кубоидов обслуживает своя собственная йихаллах, которая наверняка посылает агентов и эмиссаров в зоны стратегических интересов Блэкхоул. Тебя, случайно, они не вербанули?

Бледное морщинистое лицо Ландсберга пошло пятнами, но он сдержался.

– Нет, меня не вербанули. Просто у меня изменилось отрошение к процессу.

– Ну и ну! Никогда бы не поверил, что ты способен изменить свое отношение к порученному делу.

– Я имел беседу с Железовским…

– Ах вот в чем дело, – усмехнулся Маттер, – Аристарх тебя просто-напросто запрограммировал. Это он умеет.

– Пусть будет по-твоему. А идея насчет агентов кубоидной йихаллах перспективна. Если и в самом деле, как ты утверждаешь, впереди намечается конфликт между кубоидами и Блэкхоул, то они должны иметь свои спецслужбы, разведку, контрразведку и агентурные сети. Агента Блэкхоул мы знаем…

– Да?

– Шаламов, разве нет? А вот агентом кубоидов может быть кто угодно, от Аристарха до Мальгина.

Маттер с сомнением покачал головой.

– Это люди иного калибра, они никогда не станут агентами чужих разумников, представителей «темной» или «белой» сил.

– Ну, не знаю, не уверен.

– Ладно, нет смысла спорить. Пожалуй, я останусь, посмотрю, что получится. Если только нас не остановят.

– Поэтому я и предлагаю сделать это вдвоем, без тебя мне не справиться. Надо запрограммировать соответствующим образом один из видеозондов, установить на его борту нейтринный «скальпель» и подсоединить к нему «стринг». Причем – чтобы никто этого не заметил.

– Я сделаю. Понадобится наносекундный синхронизатор и аппаратура «динго».

– Все, что необходимо.

Глаза Маттера заблестели, он порозовел, начиная оживать.

– Если нас раскусят…

– Не все ли равно? – ухмыльнулся Ландсберг неумело, отчего лицо его приобрело странное выражение детской печали. – Когда-то все равно придется расплачиваться за все содеянное, днем раньше, днем позже…

– Лучше позже. – Маттер вспомнил о жене, помрачнел. Но долго каяться и думать о своих ошибках он не мог. Его ждала увлекательная работа, и это сейчас было главным событием в жизни.

Исследовательская станция Института пограничных физических проблем «Марго-2» подчинялась собственному суточному циклу, поэтому в отличие от других поселений человечества на Меркурии и вокруг него время на станции совпадало с земным европейским на долготе Екатеринбурга. Если сотрудники большинства станций и жители купольных городов еще спали, то экипаж «Марго» уже работал.

Готовился очередной запуск в дыру эйнсофа. Предстояло послать спецгруз – два десятка МК и аннигиляционную бомбу тротиловым эквивалентом в пятьдесят тысяч мегатонн. Если бы такая бомба взорвалась на Земле, человеческая цивилизация прекратила бы существование. Однако санкции на проведение эксперимента были подтверждены на самом высоком уровне: «добро» дали Служба безопасности, СЭКОН и Совет безопасности ВКС. Поэтому команда Ландсберга работала в обычном режиме, словно собиралась запустить в эйнсоф футбольный мяч, а не колоссальной мощности супербомбу.

В семь часов «утра» – по времени станции – последние приготовления к запуску были закончены, и связка «пакмака», на борту которой располагались не только взрывные устройства, но и научно-исследовательская аппаратура, датчики состояния и видеозонды, была выведена на орбиту вокруг Меркурия с таким расчетом, чтобы ее можно было «одним толчком» направить в черный «тоннель» эйнсофа. Видеозонд с добавочным содержимым, установленным заговорщиками – Ландсбергом и Маттером, тоже находился в недрах центрального когга «пакмака», но связь имел только с начальником центра. О его функциях никто из персонала станции не догадывался.

В семь часов четыре минуты все службы провели перекличку и приготовились к запуску. В эфире установилась тишина.

С высоты в пятьсот километров шар эйнсофа, окруженный спиралями призрачного свечения, действительно казался зрачком исполинского глаза, рассматривающего планету под ним и одновременно Солнце и космический флот человечества пристально и угрюмо. Казалось, он знал, что произойдет, хотя людей предупреждать не спешил.

Ландсберг и Маттер, сидящие в рядом расположенных кокон-креслах управления в главном зале станции, посмотрели друг на друга.

Ландсберг поежился; на его обычно властно-презрительном лице поселилась странная неуверенность, и Герхард почувствовал себя неуютно. Попытался улыбнуться:

– Страшно, черт побери!

– Ничего уже нельзя вернуть.

– Да я не об этом. Странно, что мы пошли против…

– Заткнись! Потом поговорим. Возможно, мы делаем большую глупость.

– Если уж что и делать, – хохотнул Герхард, – то как раз большую глупость. Отец теории относительности говорил, что существуют две бесконечности – Вселенная и глупость, но при этом он не был уверен в бесконечности…