Джейн Харпер - Засуха

— А че? — переспросил Дикон, явно не понимая, в чем дело.

— Вам позвонили? В то время, как вы услышали выстрелы?

— Ну да, — ответил Дикон. — Я ж говорил.

Но голос у него изменился. Уверенности в нем поубавилось.

— Нет, вы не говорили, — сказал Рако. — Вы сказали, что ушли в дом и уже там услышали второй выстрел.

— Ну да, я и в дом-то пошел потому, что зазвонил телефон, — сказал Дикон. Но он явно колебался. Говорил он теперь медленнее, и на последнем слове запнулся. — Это та фифа из аптеки звонила, сказать, что лекарство готово.

— В момент, когда вы услышали второй выстрел, вы разговаривали по телефону с девушкой из аптеки? — спросил Рако явно не в силах поверить услышанному.

— Ну да, — сказал Дикон безо всякой уверенности. — Разговаривал. Думаю, да. Потому что она еще спросила, мол, что это там грохнуло, и я ответил: пустяки, это на ферме.

— Вы по мобильному разговаривали?

— Нет. По городскому. Мобильный там вообще ни хрена не берет.

— Почему же вы нам раньше не сказали? — спросил Рако.

Последовало долгое молчание. Когда Дикон заговорил опять, голос у него был, как у ребенка.

— Не знаю.

Фальк знал. Маразм. Сидя на своем ящике, он прижался лбом к прохладной стене. Внутри у него все кричало от разочарования. Из-за решетки донеслось деликатное покашливание. Когда адвокат заговорила, голос у нее был очень довольный.

— Думаю, мы здесь закончили.

Глава тридцать первая

Рако продержал Дикона в комнате для собеседований еще двадцать минут, задавая ему вопросы насчет Фальковой машины, но все было зря. В конце концов он отпустил старика, который отделался строгим предупреждением.

Фальк взял ключи от полицейской машины и подождал позади участка, пока не уедет Дикон. Он дал ему пять минут, а потом медленно двинулся по дороге к ферме Дикона. Знакомый уже пожарный знак по дороге все еще показывал максимальный уровень тревоги. Он повернул под выцветший указатель с амбициозной надписью: «Поместье Дикона» и затрясся по гравиевой дороге. Несколько довольно потрепанных овец подняли морды, с надеждой провожая его взглядом.

Дом стоял высоко на холме; по дороге открывались захватывающие дух виды на окружающие сельские пейзажи. Справа, в тенистой долине, был отчетливо виден дом Хэдлеров. Сушилка-вертушка отсюда казалась паутинкой на палочке, а садовые скамейки — мебелью из кукольного домика. Двадцать лет назад он любил этот вид и любовался им всякий раз, как бывал у Элли. Теперь смотреть на него было невыносимо.

Фальк остановил машину рядом с покосившимся сараем; Дикон все еще пытался запереть свою машину. Руки у него тряслись; он уронил ключи. Сложив руки на груди, Фальк молча наблюдал, как старик медленно, с трудом наклонятся и шарит в пыли. Притрусила собака Дикона и, усевшись у ног хозяина, заворчала на Фалька. Дикон поднял взгляд. И в кои-то веки в его взгляде не было привычной злобы. Только недоумение и усталость.

— Я же только что в участке был, — сказал Дикон, но уверенности в его голосе не было.

— Да. Так и есть.

— Так что тебе тогда надо? — Дикон постарался выпрямиться, насколько мог. — Пришел дать старику в морду, пока никто не видит? Трус.

— Я не собираюсь прощаться с карьерой только ради того, чтобы тебя ударить.

— Так что тогда?

Это был хороший вопрос. Фальк смотрел на Дикона. Двадцать лет этот человек был главным пугалом его жизни. Тать в ночи, бука из-под кровати, кровавый монстр. И вот он стоит перед ним. Но ярость, клокотавшая у Фалька в горле, была разбавлена чем-то еще. Определенно не жалостью, нет.

Скорее, осознал Фальк, он чувствовал себя обманутым. Он слишком долго откладывал противостояние с чудовищем, и со временем оно состарилось и усохло, и честной схваткой здесь теперь и не пахло. Фальк шагнул вперед, и в глазах Дикона мелькнул страх. Фалька обжег стыд, и он остановился. Да что он здесь делает?

Он посмотрел Дикону прямо в глаза.

— Я не имею никакого отношения к смерти твоей дочери.

— Брехня. Твое имя было в той записке. И алиби твое тоже брехня…

Слова прозвучали так, будто их заученно повторяли, раз за разом.

— Откуда тебе знать, — резко прервал его Фальк. — Дикон? Ответь. Почему ты всегда был так уверен, что мы с Люком не были вместе в тот день, когда она умерла? Такое впечатление, что ты знаешь о том дне гораздо больше, чем рассказываешь.

Когда Дикон вошел в дом, обедом там и не пахло, и он ощутил вспышку раздражения. На старом коричневом диване в гостиной валялся его племянник. Глаза у него были закрыты, а на животе он придерживал банку пива. Орало радио: трансляция с крикетного матча. «Осси» гоняли южноафриканцев по всему полю.

Дикон прицельным пинком сбросил с дивана ноги племянника, обутые в башмаки.

— И где, на хрен, жратва?

— Элли еще со школы не вернулась.

— А тебе что, лень задницу поднять? Я тут с самого утра вкалываю.

Грант пожал плечами:

— Это работа Элли.

Дикон раздраженно крякнул, но Грант был прав. Это действительно была работа Элли. Выудив банку пива из упаковки, стоявшей у Гранта под боком, он прошел внутрь дома.

В спальне дочери было чисто, как в больнице. Разительный, почти брезгливый контраст с хаосом, царившим в остальной части дома. Стоя в дверях, Дикон глотнул из банки. Его взгляд цепко обшаривал спальню, но зайти внутрь что-то мешало. Он стоял на пороге этой безупречной комнаты и ощущал странную неловкость. Словно что-то здесь было не на месте. Будто выбившаяся из ковра нитка. Или трещина в стене. Вроде выглядит идеально, но что-то не так.

Его взгляд метнулся к белому изголовью. В деревянной доске была небольшая круглая вмятина; краска в этом месте пошла трещинами и начала осыпаться. На розовом ковре под кроватью виднелось выскобленное пятно — маленький неровный круг. Ворс в этом месте был на пару тонов темнее. Почти незаметно, но все же оно здесь.

Дикон ощутил, как в животе тяжелеет холодный ком. Он смотрел на безмолвную спальню, на вмятину в изголовье и на пятно под кроватью, а алкоголь уже разносил по венам первые щупальца гнева. Его дочь уже должна была быть здесь, а ее нет. Стиснув банку в кулаке, он ждал, когда прохладная тяжесть окажет свое успокоительное воздействие.

Позднее он скажет полиции, что именно в этот момент у него зародилось подозрение: что-то серьезно не так.

Фальк пристально наблюдал за отцом Элли.