Ольга Елисеева - Сокол на запястье

Делайс кивнул.

"Канарейка" была их любимым трактиром в городе. Для других она именовалась "У папаши Фрикса". Ее завел милетский грек, разбогатевший на контрабанде. Впервые Бреселида завернула сюда год назад, когда повезла пленного сына архонта посмотреть Горгиппию. До этого Делайс видел город только со стены акрополя. Ему представлялось, что столица меотов настоящее стойбище амазонок, где воинственные девы водят мужчин по улицам на поводках. Такому впечатлению сильно способствовали нравы двора Тиргитао.

Оказалось, что Горгиппия - город как город - ничем не отличавшийся от других эллинских поселков на побережье. Хор-хипп - лошадиная округа. Здесь и до колонистов был конский торг, а с приходом оборотистых греков скот на продажу в Горгиппию стали сгонять со всего Гиппаниса.

И люди здесь были как люди: пекли булки, торговали шерстью, срезали кошельки. Год назад Делайс шарахался от них, полагая, что подданные Тиргитао из-за войны должны ненавидеть пантикапейцев. Но выходило, что основную массу горожан, таких же греков-колонистов, как он, очередной поход царицы к каким-то там Совиным Валам только раздражал: новые налоги, новые наборы в войско...

-- Этот старый пират мне кое-чем обязан, так что не накормит нас кошатиной. - Бреселида свернула к трактиру Фрикса.

Хозяин, грузный краснолицый мужчина с пожелтевшими от ячменного пива усами, притащил из подвала жбан абрикосовки. По жаре вина очень хотелось, но в подставленные килики брызнула совершенно оранжевая струя. Только крепкий запах свидетельствовал, что подозрительное пойло -- спиртное.

Гости с интересом подняли кубки, в которых все еще плавали кусочки не отцеженных плодов.

-- Ты что сюда канареек выжимал? -- спросил Делайс. Это была его первая шутка в Горгиппии.

Теперь они направлялись к харчевне Фрикса уже как завсегдатаи. Царь чувствовал себя в нижнем городе дома. Совсем не так, как на акрополе. Проезжая рядом с ним по улице, Бреселида видела, что люди не просто останавливаются и кланяются царю, а специально выходят из домов поприветствовать его. Когда по городу мчалась Тиргитао в сопровождении охраны, прохожие шарахались от нее и прятались по подворотням.

Какая-то женщина подошла и стала рассказывать, что ее сын упал с крыши и сломал ногу. Царь кивал, потом пообещал прислать лекаря, чтоб вправил парню кости, и махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

"Как его любят", -- с испугом подумала всадница. Когда-то что-то подобное происходило с Гекатеем на той стороне пролива. Она не хотела для Делайса такой же судьбы.

-- Ты рискуешь, -- сухо сказала Бреселида, -- возясь с этим сбродом.

-- Я царь, -- пожал он плечами, -- им больше не к кому пойти.

-- Ты не устал от них? -- враждебно поморщилась сотница.

Делайс кивнул.

-- Они крикливы и надоедливы, это правда. Но если правильно себя поставить, будут слушаться, а не просто бояться.

-- Может быть, может быть. -- Бреселиде стало не хорошо. Когда-то Гекатей говорил то же самое. Повезло же ее сестре получить подряд двух мужей с совершенно одинаковыми взглядами. Не мудрено, что она не поладила ни с одним!

"А я бы поладила," -- мелькнула в голове предательская мысль. Дальше думать об этом "амазонка" не стала, лошади уже остановились у дверей трактира.

Усевшись за свой любимый стол, затененный вросшими в подоконник ветками винограда, спутники пропустили по килику рыжей абрикосовки и в ожидании мяса продолжили разговор.

Бреселида знала, чего от нее ждет царь. Она только что вернулась из поездки, а для Делайса уже больше года было недоступно само счастье дороги. Его интересовало все: обмелел ли водопад у Цемесса, сколько осетров выловили в этом году пантикапейские рыбаки, по чем хлеб на пристани и каким цветом отливают на солнце солончаки - белым или розовым - от этого зависел урожай следующего лета.

Однажды Бреселида привезла "живому богу" в подарок веник цветущего чебреца. И раскаялась. Потому что в тот же день сдержанный и осторожный Делайс напился до положения риз. Такого не случалось с ним даже после получения писем из Пантикапея.

Сейчас всадница рассказывала ему о перевале через Большой хребет и о том, какая гадость - буковый лес в темноте. Тут она запнулась, припомнив свои ночные приключения с Золотым Зверем, и покраснела.

-- Тебя что-то беспокоит? - спросил Делайс. - Я же чувствую. Эй, Бреселида, -- он щелкнул у нее перед носом пальцами. - Ты где?

-- У Дандарика. - не весело улыбнулась она. - Ты прав: я не могу избавиться от тревоги из-за чужаков. Что-то не то... Похоже мир стронулся с места. Мне кажется, -- скороговоркой закончила сотница, -- все это очень опасно...

-- Опасно, -- кивнул царь. "И ты даже не представляешь до какой степени", -- мысленно добавил он.

-- Но ты хоть понимаешь, что это за люди? - взмолилась Бреселида. Чего они хотят?

-- Боги! Да того же что и все! - Делайс натянуто рассмеялся и хлопнул себя по коленям:

Ой, Яре, Яре, выскочи,

Яре, выпрыгни.

Не могу, сестра любимая,

Белый камень на груди лежит...

-- На желтый песок кровь бежит... -- продолжила Бреселида. - Но это всего лишь песня!

-- Кому как. - пожал плечами царь. - Ты не жила в тени котла.

-- Не мы устроили этот мир! - вспылила сотница. - И не всем он по душе. Что ты предлагаешь? Отказаться от жертв?

-- Хотя бы заменить людей скотом. Ты же знаешь мое мнение. раздраженно бросил Делайс. - Еще немного крови, и вся степь полыхнет. Людям страшно!

Бреселида взялась пальцами за край стола и уперлась взглядом в искаженное от гнева лицо "живого бога".

-- А тебя не волнует, -- медленно спросила она, -- что такие жертвы не будут угодны ни Деметре, ни Артемиде, ни Ану? Богиням не нужен скот. Им нужны молодые, полные сил мужья, чтоб каждый год возрождать мир.

-- Ты веришь в эту чушь? - Делайс щелкнул пальцами, подзывая Фрикса и требуя еще вина.

-- А ты нет? - съязвила Бреселида.

-- Не знаю, -- честно признался он, -- Но по мне, пусть лучше такой мир не возрождается. Что испугалась?

Глаза всадницы округлились.

-- А ты думала, мы вечно по доброй воле будем подставлять горло под нож?

"Амазонка" молчала.

-- Когда каждый год, в каждом роду после осенних состязаний убивают самого сильного, самого меткого, самого красивого парня, еще не оставившего потомства, что будет через несколько поколений? Ты же умная, скажи сама.

-- Я не знаю. Правда не знаю, Делайс. - попыталась защититься женщина.

Он пожалел ее и улыбнулся.

-- Бреселида, я тебе все это говорю, потому что ты, в отличие от остальных, способна кое-что понять. - царь понизил голос. - Уже очень поздно. Возможно, мы даже опоздали. В степи мало всадников-мужчин. Скифы жмут и с запада через пролив, и с востока в спину. Пантикапей после войны не подмога. Если немедленно не отменить жертвы, тут такое полыхнет. Мы не удержим ни города на побережье, ни степные номады.