Максим Лучинин - Повестка в космос

Я отступил, пораженный. В ее словах был смысл. Я вдруг начал понимать.

Пустой лес. Ни птички, ни зверя. Голые деревья, пустая земля. Парк. Меня озарило. Вот что мне напоминал лес все это время! Парк! Выхолощенный парк. Не знаю, сажали его специально или работали с существующим лесом, но результат налицо. Не осталось ничего живого, кроме деревьев. А все живое сгребли в кучу и скинули на плато. «Здесь чисто». Что это значит? Дезинфекция? Тотальная стерилизация? Нечему гнить, нет бактерий… Но ведь без бактерий нельзя, я помню из школы. Может, здесь особенные бактерии?

Я опустился на колени и запустил руку в мятую бумагу листьев. Листья просто высыхали. Под верхним слоем ощущалась влага недавнего дождя, но гнили не было. Вечная жизнь. А еда? Ведь надо же есть! Или не надо? Чем я питался последнее время? Зерном? Крошками паштета? И протащил на себе ауанику пару километров?

Я выпрямился и посмотрел в ту сторону, где плато.

Значит, всю живность просто собрали и обездвижили. Не убили, не пустили на колбасу, не отдали в цирк, зачем возиться? Хозяин парка, похоже, сильно не замо-рачивался. Свалил всех животных в одном месте — не мешают, и ладно. Оставил на вечное забвение. Они побочный продукт, не вписались в план…

У меня аж в глазах помутилось. Это даже не Гитлер, это… Я не мог выразить в словах ощущение от такого поступка. У Гитлера была ненависть к живому. А тут — безразличие. И это казалось еще страшнее. Я вспомнил уходящую вдаль неровную поверхность плато, неровную от сваленных в кучу тел. Живых тел… Все то место — живое кладбище… Тысячи животных, парализованные, они живут, их сердце бьется, голова работает, но они не в силах даже моргнуть. Проходит год, другой, бесконечность неподвижности… Океан живого мяса…

Омерзение всплеснулось волной ужаса, желчь рванулась из желудка. Огромные кучи живой страдающей плоти задавили рассудок. Я скрючился, выплевывая из себя это переживание, его невозможно было носить в себе.

Отплевавшись, я вытер рот.

Исгенчиль, блин… Кто бы он ни был, я бы убил эту сволочь, не задумываясь. Сделал, гад, себе парк. Гуляет он здесь, что ли? Я встретился взглядом с ауаникой. Так вот что она делала. Убивала этих парализованных несчастных, чтобы прекратить мучения… Черт!

Я отвернулся от нее.

Бред, это походило на бред. Что нам сейчас делать? Идти мозжить головы этому зверью? А что, есть заняться чем-то другим? Есть не надо, пить, наверное, тоже. Свободного времени — вечность. Иди, спасай мир! На ближайшие десятилетия миссия тебе уготована. И кто бы назвал ее плохой!

Черт!

Я зло посмотрел на Ари. Она ждала. Что она хочет? Готова отдать себя на спасение сумасшедших? А я, значит, не так хорош?

— Мы пойдем дальше, — хрипло сказал я.

— Ты будешь помогать? — спросила она.

— Ты не поняла. Мы идем дальше вокруг поля. Мы не пойдем… туда…

— Я иду к ним. Надо освободить…

— Дура! Что ты собралась делать? Их там миллионы! Ты всем будешь голову разбивать?

— Да.

— Дура! Это же вечность! Вечность! Я не пойду туда! Я не могу видеть эту кучу…

Ари развернулась и зашагала прочь.

— Идиотка! Стой! — Я подбежал и рванул ее за плечо. Она оступилась, плюхнулась на попу. Но сразу стала подниматься. Я сжал ее запястье.

— Ты никуда не пойдешь, ясно? Стой! Ари! Успокойся! Стой! — Мысли роились в голове осатаневшим пчелиным роем. — Слушай! Понимай правильно! Мы поможем им, мы обязательно поможем. Но не надо кидаться сразу. Ты слушай! Мы ничего не знаем. Мы не знаем, кто это сделал, зачем, где он сейчас. Мы ничего не знаем! Ты говоришь, мы не умрем? Вот и хорошо! У нас впереди вечность! Ты хочешь им помочь? Тогда лучше это сделать быстрее. Ты понимаешь? Ты триста лет будешь по головам им долбить. Понимаешь? Триста лет! И еще половину не спасешь. Мы должны найти что-то. Тут все равно что-то должно быть! Какой-то след. Да, ты оказалась права, тут нет дорог. Черт с ними, с дорогами! К дьяволу! Пойдем к башне! Ты видела башню? Там должно быть хоть что-то! Понимаешь? Не может не быть… Все это, — я махнул рукой, — весь этот сраный парк, его сделали — понимаешь? — сделали. Мы должны узнать. Если мы будем знать, то лучше сможем помочь. И мы обязательно всех спасем. — Я прикоснулся к ее щеке. — Ари, я с тобой. Но дай мне шанс Узнать все до конца.

5

Башня оказалась намного дальше, чем виделось и леса. Вдобавок идти оказалось жутко неудобно: ноги за плетались в колосьях, и очень скоро желтая поросл стала восприниматься как каменная стена. Ветер дави со всех сторон. Я не мог понять, откуда он дует. Пол колыхалось беспорядочными черными волнами, плот ные порывы воздуха ударяли то слева, то в грудь. Был ощущение, что от башни исходят спирали урагана. Небо сильно потемнело. Звезды еще не проступили, если, конечно, их тут вообще видно, но смеркалось все больше и больше. Оставленный позади лес слился в черную полосу, накатывающая в шуме бури темнота подавляла.

Ари плелась позади меня, по уже проложенному следу. Я постоянно оглядывался, боясь ее потерять. Вдобавок меня не покидало опасение, что она может повернуть и двинуться назад к кладбищу животных.

Колени продирались сквозь рожь, кроссовки сминали согнутые стебли. Я устал, но не хотел останавливаться. Мне нужно было спастись от той страшной участи, что поджидала меня. Да, я знал, что нужно спасти тех несчастных, прекратить их страшные мучения. Но от одной мысли об этом кидало в дрожь. Сколько лет они пролежали вот так, в неподвижности и полном сознании? Сто? Двести? А если тысячу, десять тысяч? Невозможно представить. Что произойдет с разумом за такое время, во что он может превратиться? Я вспоминал свой сон про толпу сумасшедших на пляже. Что это было? Предчувствие? Или же те несчастные способны как-то контактировать с сознанием на расстоянии? За тысячу лет бездействия и не такому научишься. Нет уж, избавьте меня от кладбища сумасшедших!

В самом конце идти стало почти невозможно: ураган хватал за плечи и рвал тело туда-сюда. Ари в страхе схватилась за мою куртку и семенила позади, прижимаясь. Голова гудела, как пустой колокол, бешеный ветер вынес все мозги. Глаза слезились, капли размазывало по щекам. Резкие толчки воздуха не давали выдохнуть, а на вдохе давили в рот мощным поршнем. Прижав руки к груди, я продавливал дорогу вперед.

Перед самой башней рожь закончилась. Ступив на черную землю, я вдруг словно оказался в невесомости. Вокруг башни царило спокойствие, хотя в двух метрах позади колосья гнул ураган. Напряженные мышцы тела начали расслабляться, блаженное облегчение оглушило, в ушах зазвенело. Я измученно опустился на землю. Ари упала рядом.