Рэй Брэдбери - Темный карнавал (сборник)
И Гитлер вторгся в Австрию.
Неистовый взмах.
И Гитлер вторгся в Чехословакию.
Лезвие пело, влажно алея.
Пала Польша.
Зерна так и летели, зеленые, направо и налево.
Бомбы рушили Лондон, рушили Москву, рушили Токио.
А лезвие все вздымалось, резало, крушило с яростью человека, кто имел и потерял близких и кому все равно, как поступить с этим миром.
В каких-то нескольких милях от магистрали, по ухабистой проселочной дороге, ведущей в никуда; в каких-нибудь нескольких милях от забитого транспортом калифорнийского шоссе.
Раз в кои-то веки с автомагистрали съезжает ветхий драндулет и тормозит в конце грунтовой дороги у обгорелых руин белого домика, чтобы спросить дорогу у фермера, который день и ночь, безумно, неистово, нескончаемо трудится на пшеничном поле.
Ни помощи, ни ответа они не получают. Прошли годы, но фермер все еще по горло занят; он все еще режет и крошит пшеницу, зеленую вместо спелой.
И Дрю Эриксон идет с косой все дальше, и в глазах его горит безумный огонек. Все дальше, дальше и дальше.
Поиграем в «отраву»
Weird Tales
Июль 1947
Дело в том, что меня очень интересовали эти бетонные плиты. Я каждый раз перепрыгивал через них по дороге в школу – перепрыгивал, чтобы не отравиться. Это вошло у меня в привычку. По дороге в школу главное – не соскучиться, вот и прыгаешь, а через годы, когда сюда вернешься, вспомнишь об этом и видишь: они на прежнем месте, люди, что «похоронены» под тротуаром. Там ведь помечены фамилии [изготовителей]. Это мне, наверное, и вспомнилось – и случился рассказ.
– Ненавидим тебя!
Шестнадцать мальчиков и девочек налетели со всех сторон на Майкла. Майкл взвизгнул. Перемена кончилась, все возвращались в классную комнату, но учитель, мистер Говард, еще не появлялся.
– Ненавидим!
Шестнадцать мальчиков и девочек, теснясь, толкаясь и пыхтя, подняли оконную раму. Внизу виднелся тротуар, до него было три этажа. Майкл отбивался.
Майкла схватили и вытолкнули в окно.
В класс вошел учитель, мистер Говард.
– Погодите! – крикнул он.
Майкл пролетел три этажа. Майкл умер.
Мер никаких не последовало. Полицейские выразительно пожимали плечами. Детишкам по восемь-девять лет, разве они понимают, что делают. Так вот.
На следующий день у мистера Говарда случился срыв. Отныне и навсегда он отказался учить детей. «Почему?» – спрашивали друзья. Мистер Говард не отвечал. Он помалкивал, и только глаза у него жутко сверкали. Как-то впоследствии он заметил, что, если бы сказал правду, его бы приняли за сумасшедшего.
Мистер Говард уехал из Мэдисон-Сити. Он поселился в соседнем небольшом городке, Грин-Бэй, где прожил семь лет на гонорары за рассказы и стихи.
Он не женился. Те немногие женщины, с которыми он сближался, неизменно хотели… детей.
На седьмой год его добровольной отставки, осенью, заболел добрый приятель мистера Говарда, тоже учитель. Подходящей замены не нашлось, вызвали мистера Говарда и постарались ему внушить, что он просто обязан взять на себя руководство классом. Поскольку речь шла о паре-тройке недель, мистер Говард, к несчастью, согласился.
– Иной раз, – объявил мистер Говард в тот сентябрьский понедельник, меряя шагами классную комнату, – иной раз я готов поверить, что дети – это захватчики, явившиеся из другого измерения.
Он остановился и скользнул блестящими темными глазами по немногочисленным детским лицам. Одну руку, сжатую в кулак, он прятал за спиной. Другая, как белесый зверек, взобралась по лацкану пиджака, потом сползла обратно и принялась поигрывать очками на ленточке.
– Иной раз, – продолжил мистер Говард, глядя на Уильяма Арнольда, и Рассела Ньюэлла, и Дональда Бауэрза, и Чарли Хенкупа, – иной раз мне верится, что дети – это маленькие чудовища, которых выгнали из ада, потому что у дьявола лопнуло терпение. И что я знаю точно: чтобы исправить их варварские умишки, пригодны любые меры.
Большую часть этих слов мытые, а равно и немытые уши компании, включавшей в себя Арнольда, Ньюэлла, Бауэрза и прочих, воспринимали впервые. Однако тон внушал страх. Девочки прижались к спинке стула, пряча косички, а то как бы учитель не воспользовался ими, как шнуром колокольчика, чтобы вызвать темных ангелов. Все, как загипнотизированные, уставились на мистера Говарда.
– Вы – иная раса, строптивая, с непонятными целями и взглядами. Вы не люди. Вы – дети. Поэтому, пока не станете взрослыми, извольте помалкивать и слушать старших.
Замолкнув, он опустил свое элегантное седалище на стул за опрятным, без единой пылинки, столом.
– Живете в мире фантазий, – нахмурился он. – Что ж, здесь фантазиям не место. Скоро всем станет ясно: линейкой по рукам – это реальность, а никакие не фантазии, не чары фей и не выдумки Питера Пэна. – Мистер Говард фыркнул. – Что, испугались? Ага. Очень хорошо! Отлично. Так вам и надо. Вы должны усвоить, что к чему. Я вас не боюсь, зарубите себе на носу. Я вас не боюсь. – Рука его дрогнула, и он, под взглядами класса, подался назад. – Так-то! – Он уставился в дальний конец комнаты. – О чем это вы шепчетесь там, на задах? Некромантию какую-то замышляете?
Одна из девочек подняла руку.
– Что такое «некромантия»?
– Это мы обсудим потом, а сейчас пусть наши юные друзья, мистер Арнольд и мистер Бауэрз, объяснят, о чем они шептались. Ну, молодые люди?
Дональд Бауэрз встал.
– Вы нам не нравитесь. Вот все, о чем мы говорили. – Он снова сел.
Мистер Говард поднял брови.
– Правда, откровенность мне по душе. Спасибо, вы были честны. Но притом это и вопиющая дерзость, а дерзости я не потерплю. После школы вы на час останетесь и вымоете столы.
После занятий, шагая домой по падавшим под ноги осенним листьям, мистер Говард наткнулся на четырех своих учеников. Он крепко стукнул тростью по тротуару.
– Чем это вы занимаетесь, дети?
Мальчики и девочки вздрогнули, словно удар пришелся по ним.
– Ой. – Другого ответа им в головы не пришло.
– А ну выкладывайте, – потребовал учитель. – Чем вы занимались, когда я подошел?
Уильям Арнольд отозвался:
– Играли в отраву.
– В отраву? – Учитель скривился. В его голосе слышался настороженный сарказм. – Отраву, отраву, играли в отраву. Ладно. И как в нее играют?
Уильям Арнольд неохотно пустился бежать.
– Сию минуту вернись! – закричал мистер Говард.
– Я просто показываю. – Мальчик перепрыгнул через бетонную плиту на тротуаре. – Вот так мы играем в отраву. Когда на пути покойник, мы через него перепрыгиваем.
– Да ну?
– Если ступишь на могилу, значит, ты отравлен, падаешь на землю и умираешь, – развеселым тоном объяснила Изабел Скелтон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});