Андрей Буторин - Червоточина

– Мне – нет. А вот почему вам… – Бабулька внимательно обвела его немигающим взглядом и удивленно поджала губы. – Сдается мне, что вы вообще не отсюда. А судя по одежде – так и вовсе с другой планеты. – Старушка улыбнулась, но лишь одними губами; глаза ее, как и в самом начале, походили на кусочки льда.

Разговор у нее тоже был совсем не старушечьим. Интонации, выражения, построение фраз, используемый лексикон – все это никак не вязалось с обликом. Но и столь очевидное противоречие не заставило Ничу сделать никаких выводов. Единственное, о чем он тогда подумал: что старушка, видимо, была прежде учителем.

– А я и так с другой, – хмыкнул Нича, но развивать тему не стал. – Извините, мне пора.

Он повернулся, чтобы уйти, но старушка сказала вдруг:

– Возьмите меня с собой.

– Куда?.. – ахнул Нича.

– Туда, куда вы собрались. Вы же видите, что тут творится? Как я тут буду… одна?

Нича понял, что она хотела выразиться более конкретно: «одна нормальная среди психов», и вынужден был признать, что оставлять ее тут было бы с его стороны бесчеловечно. Просто свинством это было бы! Но, с другой стороны, как же он ее возьмет? Ведь он хотел «переместиться». А теперь что? И потом… Что там, в «хрущевке», будет он делать с этой бабкой?

Видимо, сомнения достаточно четко отразились на его лице, потому что бабулька поспешила сказать:

– Не бойтесь, я не стану вам помехой. Можете вообще не обращать на меня внимания.

– Но… – растерянно развел руками Нича, – вы просто не сможете туда дойти. Это очень далеко.

– А морем туда можно добраться?

– Вплавь, что ли? – грустно усмехнулся Нича.

– Зачем вплавь, на пляже есть спасательный катер.

– Но я не умею водить катер!

– Зато я умею.

6

Соня бежала, потому что ее гнал ужас. Сначала это был бег в никуда. Ноги не приближали ее к какой-либо цели, а наоборот – уносили прочь от того и от тех, что взрастили в ее сознании этот кошмар, не позволяющий ей оставаться тем человеком, которым она являлась. Возможно, это был страх вновь стать той, в кого она превратилась там, в «темной комнате». Но ничего этого Соня не осознавала. Она ни о чем не думала, только бежала и бежала. Дальше, дальше, как можно дальше! Не важно куда.

Но когда первая волна дикого ужаса схлынула, Соня стала бояться конкретных вещей. Она ужаснулась, что может навсегда остаться с обновленным Витей и взбесившимся Юрсом. Впрочем, «навсегда» в этом случае вряд ли оказалось бы долгим. Но это, наверное, стало бы лучшим выходом. Ведь совсем недавно она и сама планировала уйти из жизни. Только сейчас почему-то ей дико захотелось жить. И уж во всяком случае, ничуть не хотелось уйти из жизни подобно Антонине.

Впрочем, этот вид фобии в ее случае был очевиден, он не требовал объяснений и психологических изысков. Сложнее было с другим страхом. Она не хотела признаваться в нем, но это не делало его меньше, незначительней, второстепенней. Она боялась – очень боялась, сильнее, пожалуй, смерти от волчьих клыков – навсегда потерять Ничу. Что бы ни говорила она себе, какие бы сеансы самовнушения ни проводила, но жить без него она не хотела, да и скорее всего уже не могла. А то, что ушел он только из-за нее, жгло ее столь сильно, что бежать хотелось еще быстрей, чтобы хоть как-то притушить этот болезненно-жгучий огонь.

И вот теперь, осознав, чего же ей хочется больше всего на свете, Соня поняла, что бежит не просто куда-то. Она мчалась, чтобы догнать, вернуть, оставить с собой навсегда смысл своего существования. Того, кто обидел ее сильнее всех в жизни. Того, кого впервые столь жестоко оскорбила она. Того, кто не был виноват ни в том, ни в другом. Того, кто был лучшим на свете, оставаясь простым и понятным. Того, кто понимал ее. Кто любил ее. Кого любила она.

И пусть идут в задницу ее гордость и самолюбие! Себялюбие – это будет точнее. А гордость – это совсем другое понятие. Чтобы гордиться собой, надо сначала хоть что-нибудь сделать. Пусть это будет что-то совсем незначительное, невидимое для других, но другим оно и не нужно, это необходимо лишь ей самой. Например, наплевать на гордость и делать то, что должно. Возможно, тогда и можно будет начинать гордиться. Потихоньку. Чуть-чуть. Чтоб не привыкнуть.

Теперь Соня знала, куда бежит. Она возвращалась к маршрутке. И отчетливо понимала, что нужно торопиться, бежать еще быстрей, иначе Нича уедет без нее. Хотя и это ее, конечно же, не остановит. Она пойдет к городу пешком. Побежит, поползет, если ее оставят силы, но когда есть цель, ничего уже не страшно. Плохо лишь, что это надолго отсрочит встречу с любимым. А потому – надо успеть сейчас!

И осознав все, Соня впервые попыталась сориентироваться. Где она? Когда начнется «нарисованный» лес? Где та тропинка, что приведет ее к автобусу?

Задав себе эти вопросы, Соня замедлила бег. Это все равно пришлось бы сделать, поскольку сердце уже готово было выпрыгнуть через горло, а легкие разрывались от безуспешных попыток насытить кислородом перегруженный организм. Да еще и солнце… Как же оно печет! Откуда оно вообще взялось?

Соня рухнула на колени, жадно хватая ртом воздух. Перед глазами поплыли багровые круги. В ушах зазвенело.

Нет-нет! – затрясла головой Соня. Терять сознание нельзя! Обидно тратить время на подобные глупости. Она с трудом, но все же поднялась на гудящие ноги, зажмурилась, сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и снова открыла глаза.

Стало немного лучше. Можно было наконец оглядеться. А после того, как она это сделала, Соня вновь опустилась на землю. Точнее, на гравий, по которому тянулись рельсы, вдоль которых она, оказывается, и бежала. Как же она не заметила эти рельсы? И, самое главное, как не обратила внимание, что рядом плещется море? Самое настоящее, искрящееся под солнцем синее море, такое же, как то, что приснилось ей совсем недавно!

А может, это и есть сон? Она пригляделась внимательней. Все-таки море казалось не вполне настоящим. Оно словно было нарисовано талантливым художником. Да и рельсы, и шпалы, и эти поросшие зеленью холмы слева – все выглядело сошедшим с картины.

Но ведь таким был и тот лес, по которому шли они от маршрутки к «хрущевке». Чем ближе к проклятой пятиэтажке, тем рисунок мира становился менее реалистичным. Значит, и здесь, чем дальше она уйдет от ненавистного здания, тем более настоящим станет все вокруг. И, наверное, поэтому она не сразу поняла, где находится – все это было сначала слишком абстрактным. Соня оглянулась. Ну да, рельсы позади казались откровенно нарисованными: две темные ниточки с черточками поперек. И море там было неестественно однотонным, с небрежными мазками, обозначающими волны.