СБОРНИК - «ДОЖИВЕМ ДО ЯНВАРЯ»

– Липа, дай-ка мне вон ту штучку, пожалуйста.

Улыбаюсь этому идиоту и посылаю почти добрый взгляд, показывая пальцем на поднос с кусками бекона. Даже не повернулся. Больно надо. Вставать не очень хочется, возьму-ка я лучше старые добрые консервы. Как-то оно всё привычней, чем бекон закордонский. И где его Димок добыть умудрился? Наверное, там же, где Нож добыл две бутылки самого настоящего красного вина. Надо бы допросить Димку, гадёныша этакого, с пристрастием и, возможно, лёгким мордобитием. Тоже хочется винца время от времени доставать… Правда, не могу его почему-то пить. Бокал и всё, не хочется больше. Лучше выпью я водки – оно всё привычней.

– Ой, вы посмотрите, что они делают! – Довольно глупо хихикая, завопила Лизка.

До чего же странная девчонка! Уже ведь и смерть повидала, и самой пострелять приходилось, правда, только по мутантам, а всё как школьница молоденькая.

Народ хохочет – тоже им зрелище понравилось. Что тут такого? Ну, лижутся Лопух с Санькой, что такого? Все же в курсе, любовь у них… Правда, не понятно зачем они её, любовь свою, всем подряд демонстрируют. Можно сказать, выпячивают. От нервов может? Или потому что оба ещё зелёные совсем? Лопух, ненамного Саньки опытней. Вдвоём пойдут в Зону, можно сразу собираться и идти за ними – из беды выручать. Потому как влипнут обязательно. Пока они отчего-то живы, щадит их Зона, иль просто по жизни так везёт, не знаю даже. Мне вот так не фортит. О каждой передряги, в которой довелось побывать, неизменно приношу либо кровоточащие, либо гноящиеся раны. Димок латает. Матерится и латает. А что ему ещё остаётся? Он без меня никуда. Хороший парень этот Димок. Не то, что Нож. Весёлый, спокойный. Помню, как-то кислотой ему ногу до самой задницы ошпарило – стою над ним, думаю, всё, помер парень, а он живой. Даже шутил всё время. Кожа со штанами спеклась, от ветра облетает, будто бумага туалетная, а он мне улыбается: “Ты никак попроведовать? А у меня тут такое несчастье! Ты забегай на днях, я как раз приберусь и пыль ещё вытру.” Очень тогда страшно мне было. Он мог и с ума спрыгнуть просто от боли. Живой остался Димок и с головой у него всё теперь в порядке. Просто шалопай он и растяпа.

– Из-звини… Я н-не чаяно…

Лепечет Липа, выбираясь из-за стола. Это он меня значит, случайно плечом саданул. Гад. Убрать бы пора пистолет от его красной морды, но пусть ещё секундочку постоит, пропотеет от страха получше.

– Осторожней надо, Липа. Здесь Зона. Здесь не в ту строну ластами махнёшь и крышка. – Так и стоит, скрючившись, наполовину из-за стола выйдя. – Иди уже, дурачок.

– Т-ты из-звини…

Бормочет Липа, поспешно убегая в дальнюю комнатку с остатками подземной норы. Мы когда сюда селились, нора на улицу выходила. Одна граната и теперь нора уже никуда не выходит. Там у нас теперь туалет, на время Выброса и когда надо прятаться…

– Зря ты так. Липа хороший. – Наставляю ствол на прелестную мордашку нашей глупышки Лизы. Мгновенно бледнеет, а Нож впервые за весь вечер открывает рот, чтобы хрипло каркнуть два сухих смешка. Улыбается. Не люблю, когда он улыбается, но на него ствол я наставлять уж точно не стану. Одно такое движение, и у меня во лбу появится третий глаз. Нож это не Лиза с Санькой и даже не Димок. Убирая ствол, беру в руки рюмку.

– Рефлекс сработал. Прошу прощения. Давайте, что ли, ещё по одной? – Смущённо и чуточку зло говорю я, и Нож, скотина, выдавливает ещё один свой мерзкий смешок. Вот, что смешного? Здесь если жить хочешь: такие рефлексы на раз-два-три вырабатываются. А я жить хочу. И желательно долго и счастливо. Вряд ли, выйдет, конечно, но – вдруг?

Народ хватает рюмки. Гарри таки развели на тост. Лопочет какую-то чушь о дружбе, о любви, ещё что-то. В общем, полный набор новогоднего бреда, пустого и лишённого смысла здесь в Зоне. Зачем вообще стали отмечать? По старой памяти, видимо. Все мы в детстве любили этот праздник. Все помним что-то хорошее об этих первых днях нового года…

И всё равно, глупость это всё и излишество. Какие праздники здесь? У нас даже ёлки нормальной нет. Та, что в лесу взяли, маленькая, кривая – я даже сомневаюсь, ёлка ли это. Сентиментальность, да, она-то, думаю, нас когда-нибудь и погубит. Впрочем, их, вот Саньку, Лизку, Гарри, Лопуха, Липу – погубит. А вот мы трое как всегда останемся живы. Мы из таких передряг уже вылезали, о коих Лопушок со своей Санечкой даже понятия не имеют…

Липа меня отчего-то боится. Как огня. Вот вернулся даже и сел так осторожно, опасливо косясь в мою сторону. Будто тут не я, а кровосос воплоти сидит… Впрочем, Липа ещё совсем щегол. Он кровососа живьём не видел. И если рядом кого из нас не будет, когда впервые увидит этого монстрика, то тогда он его ещё и в последний раз увидит. И сожрут его, как Алика, месяц назад…

– А я тебе подарок приготовила! – Не сразу понимаю, что это вообще ко мне обращаются. – Вот! На! С Новым Годом! – Санька прям сияет. Она что-то весь вечер сияет. Не к добру. Такого откровенного счастья Зона не прощает. Что это она мне всучила? Коробочка какая-то… И надо же – ленточкой перевязана. – Открывай!

– Ну, зачем… – Отчего-то я даже смущаюсь. Наверное, всё лицо красное: вон они как посмеиваются. Эх, смогли всё же щеглы меня смутить. Ну, ладно, откроем.

– Нравится? – С некоторым беспокойством заглядывает мне в лицо Санька.

Верчу в пальцах эту блестящую фиговину и никак не могу догнать, что это за штука такая и что сие значит? Это что, Саня пошутить вздумала? Так это она зря. Я не Лиза и не её придурковатый Лопушок, я могу и в нос ей двинуть и пристрелить тоже. В моей душе Зона уже успела порыться и многое, что там раньше пышно расцветало, нынче мертво либо окаменело и не используется. Как, например, совесть.

– Что это такое? – Сдерживая агрессивные нотки в голосе, спрашиваю у совершенно потерянной Саньки. Не очень у меня получилось. Санька испуганно ойкнула и прикрыла рот ладошкой. А глазками на пистолет косится, что сейчас в десяти сантиметрах от моей руки и в пяти от потрескавшейся чашки с консервированной сайрой. Боится, что пристрелю. И правильно же она красавица делает! Возьму и пристрелю. Я шуток над собой не понимаю. Как Нож… Надо же. Вот на него мне что-то совсем не хочется походить.

– Это булавка такая. – Дрожащим, испуганным голоском, говорит Саня.

– Булавка? – Верчу в пальцах и теперь соображаю, что эти металлические дужки внизу для того, чтобы приколоть булавку к одежде. – Красивая…

И правда, красивая. Серебряная, с какими-то камушками. И большая, серебро изображает веточку винограда сплошь увитого лозой, а сама булавка снизу, почти и не заметна.

– Спасибо. – Говорю этой дурочке, искренне и с жаром. Не принято тут подарки такие делать. Вот пройдёт год или два и эта же Саня, вполне может пустить мне пулю в лоб, чтобы вернуть по глупости сделанный подарок. Его можно неплохо загнать торговцу и получить по-настоящему нужные вещи – еду, патроны… Но я никогда её не продам. Красивая брошка и подарена от всего сердца. Да… Однажды Санечка придётся мне видимо, дорого заплатить за проявление твоей детской непосредственности. Я знаю сотню человек, способных пришибить меня за эту фиговину, и не знаю ни одного, которому можно её показать и потом не ожидать от него пулю в лоб или лезвие в спину.