Дмитрий Янковский - Третья раса

— Кажется, он узнал, сколько мы потратили на катер, — предположил я спросонья.

— Исключено, — помотала головой Леся. — У него в комнате нет ни терминала, ни кредитки.

— Тогда мы скоро услышим еще не такой рев, — предрек я.

Мы собрали разбросанные на полу вещи и принялись одеваться.

— Хорош в дверь долбить! — психанул я, пытаясь попасть ногой в штанину. — А то я тебе среди ночи когда-нибудь побудку устрою.

Удары тут же прекратились. Леська улыбнулась, застегивая пуговицы на рубашке. Мы подобрали с пола пистолеты и сунули в кобуры, прежде чем открыть дверь.

— Долго спите! — Долговязый ворвался в комнату, как неудержимый океанский ветер. — Сегодня гонка, а у нас еще катер не подготовлен.

— Вообще-то мы все подобрали. И корпус, и двигатель… — сказала Леся.

— Молодцы. Это уже половина дела. Завтракать некогда, так что сразу рвем в эллинг, — он закинул на плечо трофейное ружьишько и первым направился к выходу.

До технической зоны без труда добрались пешком — было недалеко, а автобусы по случаю предгоночной лихорадки шли битком набитые. Попутного пешего народу тоже было полно, причем кое-кто уже не собирался возвращаться в отели до самой гонки, судя по ярким пилотским костюмам.

— Надо было и мне такой прикупить, — спохватилась Леся. — Не в майке же…

— Успеем, — успокоил ее Долговязый. — Главное сейчас катер. А то если не зарегистрируем его к сроку, у нас начнут навязчиво интересоваться, что мы здесь делаем. Мне бы хотелось этого избежать.

Я ничего не знал о здешней системе разборок, но если уж Долговязый старался избежать трений с местными властями, то ввязываться в них действительно не стоило. Его мало чем удавалось напугать, так что даже легкие опасения с его стороны заставляли серьезно задуматься о перспективах. Кроме всего прочего, нам никак нельзя было сорваться из Ангарной Бухты раньше Молчуньи, а она от участия в гонке не пожелала отказываться, даже зная, что мы отправляемся на поиски Жаба. Сильная женщина, чего уж тут говорить. Хотя у меня возникло подозрение о какой-то корысти в мотивациях глухонемой. Не знаю почему, но не мог я отделаться от ощущения, что эта гонка для Молчуньи имела какую-то особую важность. Большую, чем для любого другого пилота. Я ее неплохо знал, и деньги не были хоть сколько-нибудь значительным стимулом для нее. Поэтому, даже если она собиралась серьезно побороться за место в десятке, премия интересовала ее в последнюю очередь. С гораздо большей вероятностью можно было предположить, что она, по своему обыкновению, придумала какое-то серьезное новшество для поршневого мотора и хотела испытать его в самых жестких условиях. Зная ее страсть к механике, в этом можно было не сомневаться.

Еще на подходе к эллингам я пожалел, что не обзавелся защитными наушниками. Грохот и лязг металла, визг механических резаков и шипение плазмы, взревывание мощных моторов — все это складывалось в оглушительную какофонию. Пахло дымом, перегретой стальной окалиной, маслом и растворителем. То и дело нас обгоняли яркие быстроходные кары с кассетами топливных баллонов и с запчастями.

— Наш бокс сто двадцатый, — сообщила Леся.

— Это на пятнадцатой линии, — прикинул Долговязый. — Только держитесь стен, а то сегодня все водители каров с легкого бодуна.

Мы пересекли несколько параллельных штолен и наконец увидели голографический указатель со стрелкой к нашему боксу. Оттуда добраться до места не составило никакого труда, особенно с учетом того, что здесь было не так оживленно, как в ближних ко входу штольнях. И не так шумно, что доставило мне особенное удовольствие.

Пользуясь полученным при покупке кодом, Леся открыла замок бокса, и мы с Долговязым откатили тяжелую дверь на полозьях. Внутри уже стоял корпус с прилипшими кусками оберточного пластика, ящик с мотором и куча ящиков поменьше, с рулями, турбинами к водометам, самими водометами и прочим необходимым оборудованием. Никто этим хозяйством еще не начинал заниматься.

— Корпус хороший, — оценил Долговязый. — А водометы кажутся немного тяжеловатыми.

«Ты еще мотор не видел», — с сарказмом подумал я.

— Надо найти кого-нибудь из свободных механиков, — Леся обвела взглядом фронт работ. — Иначе нам и через три дня не управиться.

Однако это оказалось не так просто. Большинство спецов уже заканчивали отладку моторов в соседних боксах, а нам нужно было еще собрать катер. Долговязый отправил меня на поиски свободной смены, но я за это короткое путешествие такого наслушался на разных языках, что по возвращении у меня уши пылали от злости.

— Вот уроды… — сказал я, вваливаясь обратно в наш бокс. — Ни одна тварь не берется помочь. Кто работают, те ни о чем и слушать не хотят, а те, кто свободен, заламывают такие цены, что у меня язык не поворачивается их повторить.

— Эх, Копуха, — вздохнул отставник. — Пойдем, покажешь, кто тут свободен.

— Я с вами! — поспешила заявить Леся.

— Лучше останься, — посоветовал ей Долговязый. — А то я чувствую, что придется употреблять нецензурные выражения.

— Этим меня точно не смутишь.

Отставник только пожал плечами, и мы втроем покинули бокс в поисках свободной смены механиков. Нашли мы их там, где я их оставил — все четверо увлеченно смотрели соревнования по стриптизу. Несмотря на увлеченность спортивными состязаниями, Долговязому удалось очень быстро убедить их пойти с нами, причем физической силы он не применял — сработала лишь сила его убеждения. Все же удивительно харизматичным мог быть наш Долговязый, когда надо. Правда, Леся вернулась в бокс хмурая и с красными от смущения щеками. Пожалуй, ей было лучше последовать совету и не ходить с нами. Я бы точно предпочел не ходить, если честно, поскольку такого ювелирного обращения с англосаксонскими ругательствами, каким владел Долговязый, мне еще слышать не приходилось. Уверен, что механики тоже были шокированы, и это сыграло решающую роль. Но как бы там ни было, они взялись собрать нам катер за вполне разумную цену.

Пока механики возились с распаковкой мотора и водометов, я думал, чем же так цепляет манера Долговязого ругаться по-английски. Потом понял — он ругался как бы по-русски, со всей системой трехэтажного формирования ассоциативных рядов, только слова употреблял английские и связывал их английской же системой словообразования. Особенно меня впечатлило в этом контексте употребление Долговязым латинских, вполне медицинских, терминов, не имеющих отношения к жаргону или ругательствам. Но он так функционально их сплетал, вызывая яркие образы в сознании, что мне стало не по себе от перечисления хоть и от выдуманных, но жутковатых половых извращений.