Темный путь. Том второй - Николай Петрович Вагнер
— Послушай! — сказал я… — Скажи ты мне, пожалуйста, отчего ты так… свободно живешь?.. Как это тебе твои соотчичи позволяют так жить?..
— Я жертва…
— Чего? Жертва разврата?
Она очень больно хлопнула меня веером по руке.
— Жертва принципа… глупый собачатник! Добродетельной быть легко… Но не всякий возьмется за такое дело, за какое я взялась… На меня пал жребий… Что же?.. Я покорилась… Господь избрал меня… Такой, как моя целомудренная, книжная сестрица Лия, очень легко быть… Занимайся своими книгами всласть… сколько хочешь и не знай ничего больше. Ведь она одна у отца… Матери у нее нет, и хотя он строго держит ее… Но и ухаживает за ней и чуть не молится на нее… С глаз ее не спускает… Нет, ты не можешь понять и представить себе, до чего она узкая эгоистка!.. Целый день, гусыня противная, сидит за книгой… или торчит в публичной библиотеке… Противное созданье!.. Терпеть не могу таких крахмальных существ… Заячья душа! Ни себе, ни людям… Нет, я понимаю такой характер, как Юдифь… Отдай себя всю делу…
— Так ты Юдифь?
В это время вошли двое слуг, один нес на серебряном подносе рыбу и разные разности, другой — держал откупоренную бутылку шампанского. Геся подставила ему свой плоский бокал и кивнула головой в ответ на мой вопрос.
— А кто же твой Олоферн, которому ты отрубишь голову?
— Ты!.. — сказала она, пристально смотря на меня, и захохотала. — Знаешь ли, в этих бокалах ужасно неудобно пить. — И она быстро перелила шампанское в маленький стакан и выпила его залпом.
Не знаю почему она в эту минуту удивительно напомнила мне маленькую Ришку.
XXXIV
На другой день я проснулся поздно и в испуге посмотрел на часы: не проспал ли я назначенного мне вчера часа? Но было еще девять часов, как раз достаточно для того, чтобы собраться и бежать к Гесе.
Ровно в девять часов я поднялся к ней на лестницу и постучал в дверь ее. Ответа не было. Дверь была заперта.
«Спит, презренная Гетера!» — подумал я и пошел допросить хозяйку меблированных комнат. Хозяйка — толстая, подслеповатая и, должно быть, непомерно хитрая чухонка, подала мне маленькую записочку, на которой стояло:
«Сегодня нельзя. Приходи завтра, в девять часов.
Твоя Г.»
Кровь хлынула мне в лицо.
«Она просто надувает и смеется надо мной!» — подумал я, и мне вдруг вспомнились Ришка и Сара, и я в страшной досаде вышел на улицу.
У подъезда стоял швейцар, и два дворника смотрели направо по Фонтанке. Там вдали поднимались клубы черно-сизого дыма.
— Что это? Пожар? — спросил я.
Швейцар угрюмо посмотрел на меня и нехотя ответил:
— Да!.. Пожар… Опять они шалят.
— Кто они? — спросил я.
— Они! Нехристи поганые!.. Бунтари!.. Вот кто!..
Дворник осмотрел меня с головы до ног и проговорил со злобой:
— Спокоя нет от них… анафемов… Четвертый день жгут Питер-то… Вчера-с — какой большой пожар на Песках заправили… Сегодня вон как опять засветили… Должно быть, на Сенной.
И он посмотрел на меня угрюмо и подозрительно.
Я машинально пошел по направлению к тому месту, где горело, и теперь ясно вспомнил, что действительно во все предшествовавшие дни были пожары. Вспомнил даже, что мне кто-то говорил, что все 13 частей Петербурга сбились с ног и вся пожарная команда измучена. И тут же вспомнил то, что мне говорил вчера Бейдель: что сегодня они жгут мелочных торговцев, апраксинцев. Под впечатлением досады и злобы на «еврейскую собачатницу» мне представилось вчера все жидовское собрание в сильно подозрительном свете.
«Ба! — подумал я. — Отправлюсь я к источнику — к патриарху Бергенблату. С ним надо хорошенько поговорить относительно свободы… и этого стремления к гегемонии… Вчера все это было неожиданностью. Я был возбужден… Одним словом, нельзя придавать значения тому, что я видел и слышал вчера… Нет, я поговорю с ним теперь… При дневном свете, без иллюзий… Я его, „брата-единителя“, припру к стене и выведу на чистую воду… Пусть он мне докажет, что „цель оправдывает средства“, что это нравственный принцип…»
И я крикнул извозчика и отправился на набережную Невы.
«Теперь половина 11-го, я приду к нему в половине 12-го, как раз к завтраку… Я должен застать его дома…»
Но у Бергенблата меня не приняли. Прошло целых четверть часа, пока человек ходил с докладом обо мне и возвратился с извинением, что у его господина неотложное и спешное дело.
Я вынул визитную карточку и написал на ней:
«Когда я могу застать Вас свободными, чтобы переговорить о весьма серьезном деле?»
Человек принес мне карточку Бергенблата, на которой твердым крупным почерком было написано:
«На той неделе, в четверг, вечером в 7 ч. к Вашим услугам.
С. Бергенблат».
Я отправился. Двое слуг и швейцар стояли на подъезде и смотрели в сторону пожара. Он принял грандиозные размеры. День был солнечный, ясный. Серебристо-сизые облака клубились на горизонте, и, резко отделяясь от этих облаков, громадный столб дыма поднимался прямо вверх и затем широкой дугой сгибался в сторону. По бокам его тянулись синеватые клубы дыма, которые сливались с облаками. Сильный восточный ветер то там, то здесь вздымал пыль и крутил ее вихрем.
Я пошел пешком, так как ни одного извозчика не было на набережной. Везде на подъездах и в особенности у ворот домов собирались кучки народа. Еще больше его стояло на набережной, около гранитных барьеров, и все смотрели в сторону пожара. Было что-то напряженное, зловещее в этой картине и в сильных порывах ветра, который, точно со злобой, налетал и бил пылью в глаза.
Я свернул на Царицын Луг и отправился вдоль Летнего сада к Малой Садовой.
XXXV
Картина пожара стала ближе, грандиознее. Как будто слышался в отдалении несмолкаемый гул, который смешивался со стуком колес. На углу Летнего сада я нанял извозчика и велел ехать к Гостиному двору.
— Там теперь не проедешь… Ни! — усомнился извозчик.
— Ну! Проезжай поближе к пожару, только скорей!
И калифарды запрыгали. Но мне казалось, что извозчик едет ужасно медленно. Я весь стремился скорее к тому месту, где горит, и напрасно охлаждал себя мыслью, что ехать за тем только, чтобы посмотреть на несчастие ближнего, удовлетворить пустое любопытство, вовсе не следует.
Перед Сенной открылась уже суматоха пожара. На площади был хаос. Люди бегали, сновали, кричали; масса всякого хлама была свезена сюда, свалена около лавок и даже проехать на площадь
