Роберт Стоун - Цена заклятия (Обретение волшебства - 1)

- Я так долго живу только своими книгами, принцесса, - ответил иссохший старик. - Боюсь, я уже давно забыл, что такое радость. Как же я могу сказать, ушла она или нет?

Киринфа резко поднялась и пересекла свою небольшую гостиную, залитую посередине бьющим в окно светом. Она склонилась над магом и поцеловала его в потемневшую от старости и солнца макушку, легонько коснувшись щекой кромки поредевших волос. Принцесса провела пальцем по его седой пряди, заплетенной в косичку длиной в пятнадцать дюймов, и щелкнула ногтем по маленькому нефритовому кольцу, ее стягивавшему. В виде прощального жеста Киринфа игриво потянула за косичку.

- Я думаю, мы не будем заниматься сегодня, Лоа. Магии придется подождать до тех пор, пока я, как и весь остальной город, не узнаю, должна ли я гневаться и выходить на улицу с требованием покарать виновного.

Киринфа легко повернулась на носках и шагнула к двери. Безмолвный силуэт отделился от других, более глубоких теней в углу комнаты, - высокий смуглый человек тихо последовал за Киринфой. Это был Акмар, ее телохранитель. У каждого члена императорской семьи имелся личный телохранитель, специально отобранный и обученный воин, жизнью поклявшийся защищать своего подопечного. Когда Акмар вышел, острие его длинного изогнутого меча ударилось о медную урну, оставив Холоакхана слушать угасающий металлический звон.

И, конечно, думать о самой Киринфе. Акмар жил для того, чтобы защищать принцессу от возможной физической угрозы ее жизни, мрачно размышлял Холоакхан, которой практически не существовало. Хотя Холоакхан не мог вообразить себе более опасного места во всем Индоре, чем императорский дворец, опасности здесь были иного рода, не из тех, что можно отразить мечом. Как правило, они были гораздо страшнее. По правде сказать, истинным телохранителем Киринфы был сам престарелый маг, и он опасался, что его задача посложнее, чем у Акмара. Акмар всего лишь должен был охранять Киринфу от других, на долю же Холоакхана выпало защищать юную принцессу от последствии ее собственных безумных поступков.

Удаляющиеся шаги растворились в тишине в тот самый момент, когда затих звон урны, а Холоакхан продолжал неподвижно сидеть в безмолвной сгущающейся тьме. Его мысли обратились к человеку по имени Сардос.

Поскольку Киринфа прожила на свете чуть больше двух десятков лет, да к тому же в ее жилах текла горячая кровь рода Джурин, спокойное созерцание и размышление не являлось тем способом, которым принцесса обычно пыталась разрешать проблемы. Конечно, самым разумным было бы спросить у отца или брата, что происходит. Действительно ли Крассус предатель? Будут ли они воевать? Но Киринфа уже давно смирилась с тем, что в Империи редко поступают разумно, а о прямых вопросах даже думать не стоило, особенно потому, что император Маллиох считал: политика - область, совершенно недоступная женскому уму. Упрямство отца приводило Киринфу в ярость, но Маллиох был слишком стар, чтобы менять свои убеждения. Ей ничего не удастся узнать от него.

Еще не так давно за новостями или утешением она могла отправиться к Кланноху. Он всегда с радостью делился с ней всем, что знал, но теперь и это изменилось. Киринфа удрученно подумала об их вчерашней стычке в кабинете принца. Ее младший брат с каждым днем все больше отдалялся от нее... и примерно так же рвался обсуждать с ней политические проблемы, как и сам Маллиох.

Значит, прямых путей не оставалось. И поэтому, спускаясь по довольно узкой винтовой лестнице, Киринфа решила избрать обходные пути. Еще будучи маленькой девочкой, принцесса выяснила, что самый легкий способ узнать, о чем на самом деле думают правители Индора, это затеять ссору, с этой задачей любые дети справляются с потрясающей легкостью. Киринфу огорчало лишь, что в возрасте двадцати трех лет она вынуждена прибегать к старым трюкам, но, к сожалению, это единственный способ, который может сработать...

"Спроси, - подумала она, - и ты ничего не узнаешь. Разозли - и любые секреты раскроются перед тобой сами".

Она спустилась по длинному пролету винтовой лестницы, не обращая внимания на эхо шагов Акмара, раздававшееся за ее спиной. Акмар находился при ней всю ее сознательную жизнь, и она обращала на него не больше внимания, чем на собственную тень. И тень, и телохранитель были одинаково безмолвны и, с ее точки зрения, одинаково бесполезны.

Лестница завершилась большим арочным проемом, через который Киринфа вошла в главный коридор дворца. Проход имел тридцать футов в ширину и столько же в высоту, стены, пол и потолок покрывали блестящие, отполированные плиты мрамора, украшенные изысканным геометрическим орнаментом. С искусностью истинных художников камнерезы Индора укладывали мрамор в цветные узоры, такие же красивые и сложные, как живописное полотно. Внизу, в холле, находились еще одни простые, но массивные двойные двери, которые вели в зал для аудиенций ее отца, именно туда и намеревалась отправиться принцесса. Но когда она подошла поближе, она услышала голос своего брата, доносившийся из соседней комнаты. Дверь была приоткрыта, и она заглянула внутрь.

Кланнох стоял спиной к ней, и все тело принца, казалось, наполнилось воодушевлением его собственной речи. Когда он перепрыгивал от одного слова к другому, острие его меча прыгало вверх и вниз, отбивая такт, словно дирижерская палочка. Киринфа отметила, что меч стал новой любимой игрушкой брата. Ни один из членов семьи Джурин не испытывал необходимости в ношении оружия - даже сквозь узкую щель между неплотно прикрытыми дверями принцесса могла разглядеть тень Сенза, телохранителя Кланноха. Киринфа подумала, что нынешнее пристрастие Кланноха к ношению меча в какой-то степени ставит под сомнение компетентность Сенза, и она не могла даже представить, какие мотивы двигали ее братом. Именно это острое раздражение, вызванное неразрешимой загадкой, и привело ее к мысли, что брат - более подходящая мишень для задуманного скандала, нежели отец.

Кланнох сделал шаг вперед, влекомый, как казалось, инерцией собственных слов, и Киринфе удалось бросить быстрый взгляд на слушателя, к которому брат обращал свою пламенную речь. Перед принцем совершенно неподвижно, такой же спокойный и холодный, как мрамор, которым были облицованы стены дворца, сидел огромный мужчина. Более семи футов ростом, он даже сидя мог смотреть в глаза юному Кланноху, не поднимая головы. Он был облачен в плотные одежды столь глухого черного цвета, что создавалось впечатление, будто они поглотили весь свет в помещении так же, как их владелец поглощал слова Кланноха, при этом тело мужчины оставалось вне поля зрения. Темные покровы окутали все: ничто - ни ступня, ни даже палец - не выступало из-под них, ничего, только бледное неподвижное лицо, видневшееся где-то поверх одежд. Лицо было испещрено морщинами, глубокими, как ущелья, глаза походили на черные подземные озера, и утонуть в них было так же легко. Лицо мужчины обрамляла густая грива волос, таких черных, что они полностью сливались с одеждой.