Александр Усовский - Книги лжепророков

Рассказал он мне всё. Про своего офицера непутёвого, какой сначала халатность допустил, а потом к прямой измене скатился. Про другого своего офицера, который решил быстренько конвертировать имущество бывшей Родины в свой собственный рай на земле. Много чего интересного я в тот вечер услышал…

В общем, подтвердились мои предположения, что тот груз, что в позапрошлую пятницу пересёк польско-украинскую границу, и который стоил нашему товарищу Александру Дроботею жизни — на девяносто девять процентов был тот самый двадцать первый фугас, в девяносто втором году врагом предательски похищенный. Посему, дорогой мой товарищ Дмитрий Евгеньевич…

Тут в дверь кабинета генерала Калюжного постучали. Прерванный на середине фразы, генерал недовольно бросил:

— Входите, кого там ещё чёрт принёс!

Дверь открылась, и в кабинет скорым шагом вошёл подполковник Загородний.

— Товарищ генерал, только что звонил майор Ведрич.

— Ну? Не тяни кота за хвост!

— Первое. Бортовая "газель" с искомыми номерами только что была зафиксирована на въезде в Гороховец со стороны деревни Куприяново. На расстоянии в семь-восемь метров от её борта обнаружено было серьезное превышение радиоактивного фона — порядка тридцати микрорентген в час. Капитан Сердюк ведёт сейчас её по городку, машина направляется на северо-западную окраину, к мосту через реку Клязьма. Капитан Сердюк и его напарник уверены, что транспорт следует на стоянку, находящуюся на противоположном берегу реки — там у них нечто вроде промышленной зоны, уж какая она у них там есть: склады, производственные помещения.

Второе. Майор Ведрич докладывает: им обнаружена фирма "Ориентал экспорт-импорт", зарегистрированная десятого апреля этого года; фирма эта заключила контракт на поставку в Иран, в адрес компании "Гёрган индастриал групп", линии по переработке овощей и фруктов. Всего контракт на полторы сотни единиц груза, общая стоимость — шестьдесят семь тысяч евро. Начало отгрузки — после получения первого платежа. Вчера этот платёж поступил.

Генерал встал. Лицо его было торжественно-серьезным.

— Всё, товарищи офицеры. Сражение началось! Левченко, остальные твои оперативники все на месте?

— Так точно!

— Свяжись со всеми, сообщи, что противник обнаружен и идентифицирован. Связь у Ведрича с ними есть?

— А как же!

— Как только "газель" с нашим грузом окажется на стоянке — пусть немедленно начинает активные действия. Сегодня же ночью — сегодня же! — груз должен оказаться в наших руках. Но что б ни одна живая душа! Сохранение режима секретности — абсолютное. Если водитель машины будет мешать — разрешаю Ведричу использование специальных средств; пусть его отключат часов на пять. Все телефоны этих ориенталистов взять под немедленный контроль! Завтра утром в этой "газели" — или, если они успеют её разгрузить, то на том складе, где будет происходить разгрузка — должна находиться та железяка, которую привёз капитан Кулешов. Он, кстати, на связи с Ведричем? — Левченко кивнул. — Хорошо. Пусть майор докладывает каждые полчаса. Передай ему — я на него надеюсь.

Затем, присев на своё кресло, генерал перекрестился и, вздохнув, сказал Левченко вполголоса:

— И пожелай ребятам удачной охоты…

Не спалось. Чёрт знает, что такое! Поздней ночью, когда устраивался в этой гостинице, казалось — проспит сутки. А прошло всего шесть часов — и сна ни в одном глазу. Вот тебе и выспался…

Одиссей встал, прошёлся босиком по холодному полу номера (обставленного, надо сказать, исключительно по-спартански — скрипучая деревянная кровать с тощеньким матрасиком и ветхим бельишком, шкаф типа "Гей, славяне!" выпуска одна тысяча девятьсот пятьдесят какого-то года, фанерная тумбочка; интерьер номера завершала настольная лампа "времён очаковских и покоренья Крыма". Очевидно, администрация гостинцы, расположенной на четвертом этаже административного здания с пугающе-огромной вывеской "Казино" на входе, явно не горела желаньем видеть своих редких постояльцев по второму разу), выглянул в окошко.

Городок проснулся. На Татарской несуетливые дворники заканчивали утреннюю уборку, по Ленина то и дело проносились (впрочем, "проносились" — это громко; скорее, внушительно шествовали) разные авто служебного назначения, типа хлебных фургонов или микроавтобусов с товарами местных рыночных деятелей. Что ж, провинция просыпается рано — это нормально; вечерами здесь никаких особых изысков в плане отдыха наверняка нет, посему народ ложиться спать часов в десять, максимум.

Одиссей вздохнул. Это было его первое утро за последние десять дней, когда ему особо некуда было спешить — казалось, ему бы радоваться да веселиться! Дома, свободен, обласкан командованием, горд осознанием выполненной миссии — кажись, причин для бодрого и оптимистического состояния духа — с избытком; гуляй, солдат! Да, всё было бы в полном ажуре — если бы не вчерашний разговор с Натальей свет Генриховной…

Какой-то мерзкий металлический привкус на зубах — и тяжёлая горечь в глубине души; а ведь, если подходить с точки зрения формальной логики — он ведь ни в чём перед девушкой не виноват! Ничего не обещал, ни в чём не обнадёживал…. Даже не целовались ни разу! Что ж так паскудно на душе-то, а?

Шикарный "бентли", поплутав по касимовским улицам, остановился у входа в казино уже за полночь; Наташа, махнув шофёру, чтобы оставался на месте — выпорхнула с заднего сиденья и, дождавшись, пока Одиссей хлопнет своей дверцей — взяла его за руку. Он взглянул на неё — владелица роскошного лимузина в этот момент показалась ему пугливой школьницей с соседнего двора. И тут же спинным мозгом он почувствовал высокий, звенящий накал паузы, что повисла меж ними…

— Ну, вот я и на месте! — Попытался Одиссей уклониться от предстоящего объяснения — но фальшиво-бодрый его тон не смог обмануть даже его самого; Наташа же, подняв глаза, отрицательно покачала головой.

— Ты не то говоришь.

Одиссей вздохнул.

— Наташа, ни к чему всё это. Ты ещё очень молода, я старше тебя на четырнадцать лет. Ты богатая наследница, а я нищий босяк, без флага и родины. Ты…

Взгляд — как блеснувший в ночи клинок! И слова — слова, слушать которые было невмоготу, от которых становилось холодно в груди и больно в висках…

— Саша, я люблю тебя. Люблю с той самой первой минуты, когда увидела на шоссе возле Яворова. Люблю больше жизни! Я не хочу никуда уезжать; давай я останусь с тобой? Я никуда не хочу уезжать без тебя!

Боже, ну почему это происходит с ним?

— Наташенька, сегодня я уже говорил тебе — и повторю ещё раз. У меня есть женщина, которую я люблю, и у нас растёт сын. Бесчестно и подло было бы лгать тебе, что-то обещать…. Я не могу дать тебе того, что тебе нужно. Не могу!