Юрий Тупицын - Дальняя дорога

— Почему даже?

— А потому, что лапка у них как рука. — Аргонян для наглядности растопырил свою мясистую пятерню и пошевелил пальцами. — Смышлёные, подлецы! Несколько раз умудрялись открыть запор. И разбегались! Хорошо помню, что последний раз это случилось как раз накануне угона «Вихря». Понимаешь ситуацию?

— Понимаю, — серьёзно сказал Лорка. — Придётся тебе, Гаспар Тагорович, произвести всеплутонную перепись зверей и птиц.

— Придётся. Я же все время твержу, что бюрократия — это не только беда, но и благо!

Он присмотрелся к Лорке и тяжело поднялся из-за стола, понял, что тот засиделся и начинает нервничать — впереди ведь не что-нибудь, а старт в дальний космос!

— Будем прощаться, Федя.

Приобняв Лорку за плечи, он повёл его к двери, но, войдя в полосу нежного света далёкого солнца, приостановился, полез в карман и достал брелок с часами.

— Держи. Показывают не только часы, но и день, и месяц, и год. Без этого у нас на Плутоне совсем запутаться можно. Учти, это не просто часы, а талисман, приносящий счастье. Помнишь, я чудом уцелел при аварии вездехода? С тех пор всегда ношу их с собой.

— Спасибо. — Лорка взвесил брелок на ладони и положил в нагрудный карман. — Ты веришь в талисманы, Гаспар Тагорович?

Аргонян засмеялся.

— Ишь ты! Что я тебе, неандерталец или монах? Как это ты очень мудро говорил? Просто страхуюсь на всякий случай. — Он доверительно понизил голос. — Очень давно жил на свете такой учёный — Нильс Бор. Он собирал на счастье не то копыта, не то подковы, что-то в этом роде. Его спросили, неужели он серьёзно верит, что эти штуки приносят счастье. «Нет, — сказал Нильс Бор, — конечно, не верю. Но знаете, говорят, что они приносят счастье даже тем, кто в это не верит!» — И Аргонян расхохотался. Возле самой двери он опять задержался. — Возвращайся, буду встречать тебя, Федя…

Глава 11

Передняя стена ходовой рубки гиперсветового корабля представляла собой экран в виде шарового сегмента — диаметром около четырех метров. На некотором расстоянии от него располагался дугообразный пульт управления, за которым сидел командир корабля Федор Лорка и его дублёр Виктор Хельг. Позади них восседал Соколов, очень довольный и несколько торжественный. Присутствие Соколова в рубке было, вообще говоря, некоторым нарушением установившихся традиций: на старте посторонним в святая святых корабля находиться не разрешалось. Но эксперт сумел уломать Лорку.

— Понимаете, Федор, — проникновенно говорил он, — так уж странно сложилась моя жизнь, но я ещё ни разу не переходил световой барьер!

Он заметил недоверие, отразившееся на лице командира, и поспешил добавить:

— В солнечной системе на сверхсвете не ходят, я имею в виду рейсовые корабли. Когда я был молодым, прогулочные сверхсветовые трассы ещё не были введены, а когда их ввели, я стал уже солидным человеком, интересных дел хватало и без этой сверхскоростной экзотики. — Он доверительно улыбнулся. — Да и, если говорить честно, страшновато было без надобности пускаться в такую жутковатую авантюру.

Лорка усмехнулся, разглядывая Соколова. И Соколов, благо теперь это можно было делать без помех, разглядывал его с профессиональным интересом, который за годы экспертной работы стал неотъемлемым качеством его натуры. Лорка как-то плавно, незаметно, но ощутимо изменился за последние дни. Он стал собраннее, суше, глаза если и не совсем потеряли присущее им лукавое выражение, то стали строже, даже цвет их казался теперь не таким задорно-зелёным, как прежде. Лорка принял на свои широкие плечи тяжёлый груз ответственности, который всегда лежит на командире корабля, и это не могло не сказаться на его состоянии.

— Хорошо, — после паузы решил Федор, — будь по-вашему. При одном условии — никаких восторгов и пустопорожней болтовни. И вообще ничего лишнего.

Соколов молча приложил руку к сердцу.

В общем, у эксперта были основания для торжественности, хотя к этому примешивалась и некая неудовлетворённость, если не сказать разочарование: уж очень примитивной, простой казалась ему ходовая рубка. Пульт управления разочаровал Соколова больше всего: он был ничуть не сложнее приборной панели простой авиетки или заурядного мобиля, кабины которых эксперту были хорошо знакомы. Хельг, заметив недоумение на лице своего подшефного, спросил с улыбкой:

— Я вижу, эта келья показалась вам скучноватой?

— Н-да. — Соколов оглядел ходовую рубку и снова задержался взглядом на пульте управления. — Ваше святилище действительно скучновато. И как бы это выразиться поточнее? Простовато.

Огляделся и Виктор, улыбка его приобрела насмешливый оттенок.

— Приборов можно понаставить столько, что не только рубки, но и всех остальных корабельных помещений не хватит. Не только черт, но и современный инженер ногу сломит. Вместо этого изобилия один прибор — нуль-индикатор. Если все идёт по программе и укладывается в нормы допусков, стрелки этого прибора стоят по нулям, а пилот благодушествует. А вот когда одна из стрелок сходит с нуля, на эти вот экраны проецируются показания нужной группы приборов и параллельно бортовой компьютер выдаёт словесную информацию.

Как это ни странно, они быстро подружились, Хельг и Соколов, несмотря на большую разницу в возрасте и совершённое несходство характеров. Дело в том, что Виктор, в принципе, был добрым парнем, но у него был чрезмерно развит дух соперничества и соревнования. А в космосе Соколов уж никак не мог быть ему конкурентом! Поэтому Лорка, чутко подметив особенности характера неперебесившегося Хельга, и объединил его в паре с уравновешенным Соколовым. В особом примечании к судовой роли Виктор числился наставником эксперта — стажёра-навигатора. А вот Ника была стажёром-пилотом, наставником у неё был Игорь Дюк.

«Смерч» отвалил от причала космопорта на дополнительной тяге: к «брюху» гиперсветового корабля для этой цели пристыковался небольшой, но мощный буксир, который и вывел его на трассу разгона. Когда эта операция была закончена, прозвучал доклад:

— «Смерч» буксировку закончил.

— Внешнюю информацию на пульт и экран, — скомандовал Лорка.

— Выполняю, — откликнулся глубокий, хорошо поставленный мужской голос.

Соколов знал, что это голос бортового компьютера.

Ходовая рубка погрузилась в полумрак, который, впрочем, правильнее было бы назвать полусветом, а обзорный экран потемнел и вспыхнул бесчисленной россыпью звёзд и пятнами галактик. Серебряная вышивка по чёрному бархату, украшенная драгоценными камнями всех оттенков радуги. Это было изображение лобовой зоны, охватывающее шестую часть небесной сферы при трехкратном увеличении. Вообще говоря, увеличение могло меняться в очень широких пределах, соответственно менялся угол охвата изображения.