Максим Курочкин - Аниськин и снежный человек

Йети явно был человекообразного происхождения. Он и ел как люди: довольно ловко держал бутерброд в руках, тщательно, с явным блаженством на морде, пережевывал. Калерия поднесла ему сладкий кофе из Костиного термоса. Йети принял колпачок с душистым напитком, медленно втянул ноздрями аромат кофе, утробно рыгнул и отчетливо, на чистом немецком протянул: «Gu-u-ut!»

Костя не знал, продолжался ли праздник без него. Там, вроде, должно было начаться самое интересное: обливание грязью и повальное купание в Чертовом Омуте. После происшествия на Плешивой Горке сам Комаров, Мухтар, говорящий по-немецки йети и несколько особо любопытных вернулись в Но-Пасаран. На улице было уже почти светло, ночь прошла единым мгновением, но спать не хотелось. Костя шел рядом с йети и пристально разглядывал его. При свете дня зверское обличие словно спадало с чудовища, а сквозь космы и лохмотья все яснее и яснее проглядывал человеческий лик.

Да, в йети действительно было больше человеческого, чем звериного. Так шерсть на морде росла не по звериному принципу, а по человеческому: наподобие усов и бороды. Та шерсть, которая, как показалось сначала Косте, покрывала верхнюю часть лица, оказалась просто непомерно отросшими волосами. Да и морда была необычная: у всех зверей она вытянутая, а у этого была плоская, как у персидского кота, мопса или человека.

Мех на теле был негустой, он больше напоминал волосатость, которая существует и у некоторых людей, а на стопах и ладонях меха не было вовсе.

В отделении Комаров усадил существо на стул – оно прекрасно справилось с этой задачей, пристально посмотрел ему в глаза и прямо спросил:

– Вы – человек?

Йети действительно оказался человеком.

Появился он в но-пасаранском лесу действительно не так давно. Около шестидесяти лет тому назад, в самом конце Великой Отечественной Войны. Совсем молоденький немецкий солдат Райнер Ангермюллер попал в плен глупо. Просто задремал на посту, был оглушен ударом пудового кулака партизана-разведчика и доставлен в отряд в качестве «языка». Сам Райнер частенько видел пленных партизан, побывавших в лапах его соотечественников – в пытках он участия не принимал, но пленных конвоировал. Пыток он боялся до рвоты и колик в животе. И хотя партизаны не собирались применять по отношению к нему жестоких мер воздействия, он сразу выложил все, что от него требовалось.

После удачного допроса Райнера заперли в землянке, в надежде через пару дней отправить самолетом за линию фронта. Райнер об этом не знал. И ожидал самого худшего. Партизанская землянка – ненадежная тюрьма, и немцу удалось бежать. Бежать-то он бежал, да вот к своим не попал. Сначала он просто боялся являться пред ясные очи начальства: он прекрасно понимал, что за те сведения, которые он дал партизанам, его по головке не погладят. Потом, терзаемый муками голода, решил сдаться, но немного припоздал: к тому времени наши уже освободили деревню, и от его соотечественников и следа не осталось.

Райнер пошел в направлении к линии фронта, но эта самая линия убегала от него с невиданной силой, и он окончательно заплутался. От всего пережитого у него в голове все смешалось, Райнер уже не понимал, кого он боится больше, бывших своих или хозяев этой земли. Муки голода довершили работу, начатую хулиганским поступком судьбы. Бывший солдат стал люто бояться людей. Даже не самих людей, а пыток, которым могут подвергнуть его эти люди. В безлюдном лесу вырыл он себе землянку и стал жить, наподобие Робинзона Крузо. Питался, в основном, мясом. Кроме довольно крупных зверей и птиц, пойманных с помощью силка, не брезговал мышами и лягушками.

В минуты просветления страх перед людьми немного ослабевал, тогда Райнер с величайшей осторожностью воровал в ближайшей деревне, которой по иронии судьбы оказался Но-Пасаран, одежду и овощи. Бывало, что он сталкивался с людьми нос к носу. В эти моменты имидж лесного духа приходился ему очень кстати: ни у кого не возникало желания вступить с ним в конфликт, встречные просто и незатейливо брали руки в ноги и драпали, что есть силы. Или застывали в шоке. В таком случае драпал Райнер. Часто он любил наблюдать за стадом: только пастух задремлет, Райнер подползал к ближайшей из коров и сдаивал молоко прямо в рот. Щедрые Буренки уже привыкли к нему и не боялись. Воровство старушек для гарема он тоже отрицал. Какое воровать, если женщина – тоже немного человек, а людей он боялся.

А несчастный и не догадывался, что все село знает о его существовании. Не подозревал он и о том, что его принимают за русского лешего. Вера но-пасаранцев в существование Лешака играла ему на руку: сельчане обменивались новостями о выдоенных коровах, раздетых чучелах, украденном хлебе, но им и в голову не приходило поймать воришку. Какой же здравомыслящий человек будет склочничать с лешим из-за корочки хлеба?

Так бы и вековал себе спокойно в русском лесу бывший немецкий солдат Райнер Ангермюллер, если бы не новый участковый Константин Дмитриевич Комаров. Чего боится тот, кто верит в существование духов леса? Неизвестности. Незнания логики и характера поступков этих духов. Способности к перевоплощению и непредсказуемости. Костя же относился к неизвестному лесному жителю как к умному, хитрому, но вполне реальному существу. И он чувствовал себя человеком – то есть существом более мудрым и сильным.

Впрочем, так оно и было. При близком рассмотрении Райнер оказался стариком среднего роста и телосложения. Костя сам удивлялся, как это он видел в нем довольно крупное чудовище. Видать, верна поговорка: у страха глаза велики.

Когда Костя клятвенно заверил Райнера, что пытки на территории России запрещены законом, просветление, которое находило на беднягу временами, прочно водворилось в его черепной коробке, а агрессия по отношению к роду человеческому сменилась расслабленностью и умилением.

Калерия привела в порядок лохмы на голове Райнера, Костя сам сводил его в баню к Анне Васильевне, помог отрезать бороду и побриться. И вот перед ним предстал худощавый старичок, в котором ничего, кроме слегка диковатого взгляда, не выдавало бывшего йети. Больше всего Костю поразило то, что Райнер находился в прекрасной физической форме. Никаких следов старческой немощи или хронических заболеваний не было и в помине, зубы хоть и не были безупречной белизны, но зато просто были, были в полном составе и полном порядке.

Единственное, что бросалось в глаза, это хромота. Еще односельчане заметили, что Райнер, будучи Лешаком, прихрамывал на левую ногу. Эта-то хромота и являлась основным подтверждением его лешачьей породы. Костя, как смог, расспросил задержанного и узнал, что хромота досталась ему от рождения. Поэтому его и взяли-то на фронт в самом конце войны. Когда брали совсем молоденьких мальчишек и инвалидов, способных держать в руках оружие.