Павел Амнуэль - Имя твоё...

Мы с Алиной молча ждали продолжения, но Ева поднялась на цыпочки, поцеловала Адама в губы, и мы не расслышали сказанных им слов. Он что-то говорил – мысленно или вслух, – и речь его застывала облаком вокруг головы, образуя нимб.

«…всего лишь клон», – был это конец фразы или середина, а может, сказанное вовсе не имело к нам никакого отношения?

Мы не узнали этого.

Адам шагнул в пустоту обрыва, Ева шагнула следом, прозрачный воздух сомкнулся вокруг их тел, вокруг их мыслей, вокруг их сутей.

Мы были одни с Алиной, и пустота звала нас, как зовет к себе, притягивает неизвестность.

«Не ищи объяснений», – подумала Алина, и мне показалось, что это была моя мысль.

Я сделал шаг вперед, и Алина повторила мое движение. Так прыгаешь в воду с высокого трамплина – просто делаешь шаг в пустоту.

Я просто шагнул в пустоту, ощутив блаженство погружения в глубокий прохладный бассейн. На самом деле я не погрузился, а вынырнул – из смерти, из сна, из забвения – в вязкую черноту.

Мне это только показалось в первое мгновение – на самом деле чернота была уже не вязкой, но и пустой она тоже не была. Скорее теплой и мягкой, как диван, на котором я спал в своей израильской квартире. Я понял, что это означало: время больше не стояло на месте, время шло не только во мне, но и вокруг.

«Алина», – сказал я, и она взяла меня за руку.

«Выходим», – сказал я…

Глава восемнадцатая

…и больно ударился коленкой об асфальт.

Асфальт был теплым, шершавым и грязным. Я зашипел от боли и поднялся, потирая рукой коленку. Вспомнил гору, на вершине которой мы с Алиной стояли, и с мгновенным испугом бросил взгляд на свои руки. Мог бы и не смотреть – я был одет, конечно, на мне были те же джинсы и рубашка, в которых я выехал из Кацрина в Тель-Авив. Алина стояла рядом, и, Господи, как она была красива, каштановые волосы волной лежали на плечах, а карие глаза смотрели на меня с удивлением: должно быть, мой взгляд был откровенно изучающим.

– Прости, – улыбнулся я. – Я думал…

– Где мы? – спросила Алина, и я, наконец, увидел не только то, что хотел, но и то, на что должен был обратить внимание сразу.

Мы стояли посреди старой раздолбанной асфальтовой дороги, проходившей по низкому подлеску – по обеим сторонам к дороге подступал густой кустарник, сквозь который вряд ли можно было продраться, а за кустами поднимались деревья, невысокие, с редкой, будто выщипанной кроной. С одной стороны дорога сворачивала вправо в полусотне метрах от нас, а с другой в такой же полусотне метров заканчивалась тупиком, упираясь в огромный куст. Мрачный рокот, перешедший в резкий с присвистом вой, заставил меня поднять голову и проводить взглядом шедший на посадку самолет – машина шла так низко, что, кроме надписи на борту «Lufthanza» и номера 9873, я видел – так мне, во всяком случае, показалось, – лица пассажиров, прильнувших к иллюминаторам. С кем-то я даже встретился взглядами, а может, это была лишь иллюзия, – самолет скрылся за деревьями, рокот стал приглушенным и стих в отдалении. Похоже, посадочная полоса находилась совсем рядом, возможно, за подлеском в какой-то сотне метров от дороги. Судя по тому, что здесь совершали посадку самолеты иностранных компаний, это было все то же Шереметьево – просто оказались мы с Алиной не на шоссе, ведущем из Москвы, а на заброшенной дороге, по которой, возможно, во время строительства аэропорта доставляли грузы и стройматериалы.

Я пошел вперед, подхватив Алину под руку прежде, чем она задала вопрос, на который я не смог бы ответить. Вопрос она все же задала, но не тот, который я ждал.

– Моя сумочка, – сказала она. – Все осталось там. Почему?

– Что почему? – не понял я, пытаясь представить, что ждет нас за поворотом: шума машин я не слышал, значит, до шоссе было далеко, возможно, дорога шла вокруг аэродрома, а может, она и с этой стороны вела в тупик?

– Почему, – повторила Алина, – сумочка, которую я держала в руках, осталась там?

– А, – догадался я, – твой паспорт… Действительно… Не возвращаться же.

– А мы можем? – с сомнением сказала Алина.

– Не знаю. И не хочу пробовать.

– Веня, почему так получается? Иногда мы с тобой – будто одно существо, я думаю твои мысли, а ты мои, и нам не нужно ничего произносить вслух. А иногда – как сейчас – мне кажется, ты очень далеко, за тысячи километров…

– Не знаю, – повторил я. – Как, по-твоему, что там, за поворотом?

Алина покачала головой. Мы действительно были сейчас рядом, но не вместе – чужая женщина, совершенно мне не знакомая, шла сейчас со мной, нет, не со мной даже, а просто нам оказалось по пути. Может, до поворота, может, чуть дальше, а может, она прямо сейчас повернет назад и уйдет, даже не посмотрев в мою сторону. И я не чувствовал по отношению к этой женщине ничего – не знал, почему она оказалась здесь, то есть, помнил, конечно, каждую нашу минуту помнил, но не понимал, для чего они были – эти минуты.

«…всего лишь клон». Чьи это были слова? Что они означали? Почему я вспомнил о них – сейчас?

Я не знал.

Я пошел вперед, не оглядываясь, Алина шла следом, а может, осталась стоять в недоумении – меня это не интересовало. Надоело. Хватит. Я терпеть не могу приключений, не люблю неожиданностей, а когда на моих глазах происходят события, нарушающие законы природы, это мне не то что не нравится, но приводит в состояние уныния, депрессии, хочется, чтобы все вернулось на круги своя, в то состояние, что было… когда? День назад? Неужели прошел всего лишь день?

Я дошел до поворота и остановился. Метрах в двадцати асфальтовое покрытие заканчивалось, а грунтовка продолжалась еще сотню метров и упиралась в кустарник. У дороги не было ни конца, ни начала – точнее, было и то, и другое, но ни в том, ни в другом не было смысла.

Там, где кончался асфальт, посреди дороги спиной ко мне стоял человек. Он выглядел сутулым – может быть, потому что руки его плетьми свисали вдоль тела. Почему-то он показался мне черным, как тень, которую он отбрасывал, хотя я прекрасно видел стриженый белобрысый затылок. Мне показалось, что черный человек одет в черное, до щиколоток, широкое пальто, я успел подумать: «Не жарко ли ему в такой хламиде?» И понял, что не пальто это, а саван, складками спадавший с плеч, и не черный он, а белый, хотя и заляпанный глиной и грязью.

Человек стоял спиной, но все равно мне казалось, что он пристально смотрит мне в глаза своим черным взглядом – липким и вязким.

Кто-то вскрикнул – то ли Алина, то ли я сам. Я не стал оборачиваться, я не мог этого сделать, я вообще ничего не мог, только стоять и глядеть в затылок черного человека.

Он начал медленно оборачиваться – сначала я увидел профиль, потом лицо, а тело, между тем, оставалось неподвижным, будто у куклы вывернули голову, но в следующую секунду я понял, что все не так, все наоборот: это раньше у человека голова была вывернута, а теперь встала на место, он ведь не спиной ко мне стоял, вот его ноги, а вот чуть распахнулся саван, стала видна впалая грудь и алый рубец там, где сердце.