Игорь Минаков - Операция «Вирус»

Согласившись с последним утверждением, решительно опровергнем первое. Наука не загнивает — она стала слишком сложна для обывателя, слишком стремительно развивается. Следовательно, и кризис НФ — прежде всего кризис мировоззренческий. Удовлетворившись тем, что наука теперь «делает мобильные телефоны», пообвыкнув и не замечая, что уже живет в мире «реальных чудес», обыватель ударился в махровую мистику, эзотерику и прочую уфологию. Рост всевозможных сект и «церквей» по всему миру — наглядное тому подтверждение. Мы не имеем возможности в рамках данной статьи говорить о причинах смены мировоззренческого вектора «среднего человека». Сделаем лишь одно важное наблюдение: во многих странах, прежде всего — англоязычных, положение с НФ все же не столь катастрофично, как у нас, в русскоговорящих.

От этого и пойдем плясать.

Возвращение со звезд началось довольно давно. И как это ни парадоксально, с попытки превратить, пользуясь выражением Б.Н. Стругацкого, казенную идиотическую проповедь ликующего превосходства советской науки и техники в настоящую литературу мирового уровня. Бесспорно, цель благая! Ведь фантастика тех лет ставила своей задачей звать во втузы и в лучшем случае быть литературой крылатой мечты. Как правило, авторы немногочисленных фантастических очерков, редких рассказов и еще более редких романов не имели литературного образования, шагая в фантастику непосредственно из цехов и КБ.

В процессе творческого труда тогдашние фантасты пользовались минимумом выразительных средств, полагая прямое высказывание наилучшим способом донести до читателя свою идею. В одном из писем А.Н. Стругацкого брату, датированным 1957 годом, сказано: «…у них нет ни стиля, ни личностей, ни героев; их язык дубов и быстро приедается; сюжет примитивен, и идея одна — дешевый казенный патриотизм… специалисты-недоучки, до изумления ограниченные узкой полоской технических подробностей…» Все правильно, другой вопрос, можно ли было поставить им это в вину?

Братья Стругацкие поставили, но критикой не ограничились, а предложили свое знаменитое определение: «Фантастика есть отрасль литературы, подчиняющаяся всем общелитературным законам и требованиям, рассматривающая общие литературные проблемы, но характеризующаяся специфическим литературным приемом — введением элемента необычайного». А после — вывели еще более знаменитую, в буквальном смысле иезуитскую формулу: «Настоящая фантастика — это ЧУДО-ТАЙНА-ДОСТОВЕРНОСТЬ»!

Как известно, Стругацкие не удовлетворились лишь выведением формул, но всем своим творчеством доказывали, что «фантастика — литература». Более того, однажды они совершили беспрецедентный акт превращения вполне себе научно-фантастической повести «Беспокойство» — в просто фантастическую, гротесковую, символическую, прогремевшую по всему миру под названием «Улитка на склоне». Нет слов, авторы имеют полное право делать со своим произведением все, что им заблагорассудится. Тем более что сей акт был беспрецедентным даже для самих Стругацких, которые, несмотря ни на что, оставались научными фантастами. Доказательство этого требует отдельной статьи, поэтому ограничимся лишь констатацией.

А теперь попытаемся понять, какие последствия имело требование «общелитературности» для судеб русскоязычной НФ. Наиболее ярким «постстругацким» поколением русскоязычных фантастов, по общему признанию, стала Четвертая волна, представители которой главным образом сосредоточились вокруг легендарного Семинара Бориса Стругацкого в Ленинграде-Санкт-Петербурге. И в самом деле, какое созвездие имен! Вячеслав Рыбаков, Святослав Логинов, Андрей Столяров, Андрей Измайлов. Так или иначе к ним примкнули «малеевцы-дубултеевцы» Андрей Лазарчук, Михаил Успенский, Любовь и Евгений Лукины, Юрий Брайдер и Николай Чадович и многие другие. Эти безусловно талантливые писатели в полной мере восприняли лозунги своих учителей, один из которых звучит: «Главное — на Земле!»

И каков результат? Приблизилась ли наша фантастика к общелитературным требованиям? Несомненно! Осталась ли она при этом научной фантастикой? Разумеется, нет! Фэнтези, мистика, политический триллер, альтернативная и криптоистория, социальная сатира, антиутопия, фантастический боевик — вот неполный перечень того, что выплеснула на читателя Четвертая волна. Традиционная проблематика НФ, которую можно сформулировать как столкновение и взаимодействие человека со Вселенной, Человечеством и Цивилизацией, выпала из сферы интересов этих писателей. Сами того не замечая, они сузили вышеприведенный лозунг до «Главное — в России», а то и до «Главное — во мне»!

Следующее, пятое по счету, поколение вообще перестало различать главное и не главное, превратив фантастику в коммерческое, хотя и не всегда низкопробное чтиво, где сюжетная занимательность, причудливость фантастических миров окончательно вытеснили всякую проблематику. В конце концов литература крылатой мечты стала бескрылой и не только не зовет во втузы, но и вообще никуда не зовет! Но это, как гласит один детский анекдот, хоть и трагедия, но еще не беда. Над литературным горизонтом грязно-серой громадой нависла следующая волна!

Волна номер шесть, или Поколения нет

Катастрофа 1991 года привела к резкому сокращению основного бранча поклонников НФ. И тенденция эта вовсе не остановлена. Фактически «уничтожена как класс» прослойка квалифицированных рабочих, разгромлена «оборонка», сосредоточившая в себе лучшие интеллектуальные кадры. Естественнонаучное и инженерное образование сделалось непрестижным, а молодые ученые, получив дипломы, по-прежнему «смотрят на Запад» и туда же «линяют».

Кто же пришел взамен? Кто они, племя младое и незнакомое? Девяностые наплодили невероятное количество всякого рода экономистов-культурологов-социологов и всяких прочих «менеджеров». Хотелось написать — программистов, ан нет, хороших программистов Касперский, например, днем с огнем по всей Руси найти не может. Все больше — веб-дизайнеры, мастера аштээмеля. Учтем низкое качество гуманитарного образования в эти годы, море частных вузов… Умножим это на полное отсутствие у большинства (не у всех, конечно) представителей данного поколения целостного мировоззрения и твердых внутренних убеждений, то есть какой бы то ни было идеологии. Что позволяет нам назвать нынешних тридцатилетних — поколением «невнятных гуманитариев».

Это не их вина, ибо вызвано объективными причинами: становление «невнятных гуманитариев» как личностей пришлось на времена кардинальных перемен, да и иметь в девяностые целостное мировоззрение было непозволительной роскошью, чреватой жизненным неуспехом. К тому же основной удар приняли на себя их родители. Но мы говорим о новой генерации читателей. И для этой генерации настоящая фантастика — это когда, например, русские подводники мочат ядерными фугасами злобного духа Ктулху, и тому подобная откровенная, извините, шняга.