Вад Капустин - Встретимся на Альгамбре

Глава 16

Ловушка

Темна вода во облацех

— Это и есть Алексей Одинцов? — спросил Лагутина высший гварх ашшурского флота Вайнрох, наблюдая за перемещением узников на корабельном экране. — На героя не похож.

— Никаких сомнений, — почтительно подтвердил агент. — Да и татуировка. И девчонка подтвердила. А на втором корабле обнаружен земной предатель. Надеюсь, командор позволит мне разделаться с двурушником?

— Хорошо. Теперь держитесь, альтаирцы, — Вайнрох довольно оскалил зубы. — Я сам займусь вашим глупым любимцем. И девчонкой. А предателя я оставляю тебе — можешь развлечься вволю, — милостиво позволил он удачливому шпиону.

Ник Лагутин благодарно ухмыльнулся в ответ.

Трех пленников с «Вездесущего» вели по длинным коридорам регуллианского флагмана. Землянк с трудом передвигали ноги, еще дрожавшие после резкого перепада силы тяжести, руки их оставались скованными за спиной силовой сетью. Коридоры казались бесконечными, а серокожие лица псевдоящеров — безличными и злобными. Солдаты, среди которых были как рептилоиды, так и гуманоиды с каких-то ашшурских панет, изредка подгоняли землян отрывистыми репликами, но ни особой жестокости, ни грубости не проявляли.

Одинцов подбадривающе улыбнулся испуганному мальчишке и отметил на редкость хладнокровное поведение девушки.

На мгновение ему показалось, что, увидев одного из гуманоидных офицеров, Катя вздрогнула, как будто неожиданно встретив знакомого. Алексею ашшура разглядеть в полумраке не удалось, но лицо чужака ему тоже показалось странно знакомым.

— «Где бы я мог его видеть?» — знакомство Одинцова с регуллианами ограничивалось случайными столкновениями в барах и вежливыми приветствиями в международных космопортах. Но поведение девушки все больше настораживало. Сейчас Одинцов жалел, что прямо не спросил Валентина Сергеевича, чья рекомендация заставила его навязать экипажу «Вездесущего» нежелательных пассажиров.

— Девица в темнице, а коса на улице, — услышав высказанный детским голоском неуместный комментарий, Алексей с удивлением обнаружил над головой тяжело машущую крыльями и недовольно бормочущую Врушку. Витька громко хихикнул. Появление пернатой подружки сразу изменило настроение мальчика. Непонятным образом птице удалось последовать за спутниками.

Непривычная к долгим полетам на собственных крыльях, Врушка выражала претензии к окружающим на разных языках, но обычное место на плече капитана занимать не спешила. Заметили незваную гостью и солдаты.

Сначала на присутствие птицы пытались не обращать внимания, но серия выразительных выкриков по-регуллиански, которые для землян остались загадкой — лингвисты у них отобрали, — но, очевидно, были хорошо поняты ашшурами, заставили солдат предпринять попытку схватить говорящую птицу сетью. Понаблюдать за охотой на попугаиху Алексею не удалось — пленников поставили лицом к стене, но краем глаза капитан «Вездесущего» успел заметить, что мимо них по коридору проволокли еще одну скованную жертву.

— «Неужели Елену и Сашку тоже поймали?» — мелькнула тревожная мысль, но Алексей не поддался панике. Друг, с его почти безграничными возможностями, не мог так легко стать жертвой регуллианской ловушки. Нужно было верить, что Матвеев все-таки ускользнул, а значит, скоро доберется до Альтаира и приведет спасителей. Утешало и то, что все попытки метаморфов поймать птицу оказались тщетными.

Когда пленников вновь погнали по коридору, Врушка, хриплыми репликами выказывая недовольство, последовала за хозяевами. После очередного поворота группа разделилась. Одинцова полностью сковали силовой сетью и, как тюк, погрузив в лифт, повезли в нижний отсек корабля. Что сделали с детьми капитана Громова, Алексей не знал, и сердце его сжимала тревога. Громкое карканье и шум крыльев подтвердили, что птица, покинув новых друзей, упрямо следует за хозяином.

— «Как она пробралась в лифт? Что с ребятами? Кто был еще один пленник, которого захватили регуллиане?» — Одинцову было о чем задуматься.

— Не горюй, Кащеюшка, все там будем! — жизнерадостным тоном подбодрила птица. — Ворон ворону глаз не выклюет.

— «Ну и что она хотела этим сказать?» — все еще пытался сообразить Одинцов, когда его зашвырнули в просторную одиночную камеру, а затем, освободив ноги, приковали световыми наручниками к стене. Приковали слишком низко, и стоять прямо было невозможно. Алексею пришлось опуститься на колени, повиснув на собственных руках.

Врушка устроилась на полу в противоположном углу и, утомленная долгим перелетом, задремала. Впрочем, когда через полчаса в камеру вошла пыточная команда — так их окрестил про себя Алексей — пернатая болтушка мгновенно взлетела вверх к потолку и начала нарезать круги над головами пришельцев, уверенно размахивая крыльями и гневно щелкая клювом, как заправский ястреб.

Четверо регуллиан, сам адмирал и трое подчиненных, не стали тратить время на лишние расспросы. Их не интересовал Одинцов. Да и о чем он мог бы им рассказать? Палачей интересовала только татуировка. Солдаты сорвали с Алексея рубаху, и высший гварх Вайнрох жадно впился взглядом в сложные рисунки.

— Вот он, твой Альтаир, — с резким характерным акцентом сказал по-русски офицер, издеваясь над пленником. — И сейчас мы сделаем так, чтобы его не стало. Галактика вздохнет свободнее. Тебе, наверное, тоже будет приятно отомстить? За опасный подарок?

Серокожий громко расхохотался. Одинцов внутренне сжался, поняв, что пресловутая запись с его рассказом попала к этим безжалостным тварям, но ответить ничего не успел. Если не считать ответом вопль боли, вырвавшийся у капитана при резком ожоге кислотой: не особо церемонясь, ящер плеснул на избранный участок татуаши ядовитое вещество. Кожа вздулась и покраснела, но изображение Альтаира не изменилось.

Следующие полчаса Алексей провел, корчась от боли, крича, проклиная метаморфов, альтаирцев и истекая кровью. Он несколько раз терял сознание, но его вновь приводили в чувство. Пытаясь повредить участки тату, палачи испробовали все — в ход пошли иглы, раскаленные прутья, кипяток, щипцы. И все тщетно — рисунок татуировки не поддавался воздействиям, не изменялся, восстанавливаясь на коже, на мясе в прежнем виде после любых повреждений, заращивая раны, и даже не позволяя содрать обработанную шкуру.

Сначала Одинцов умолял, кричал палачам, что не имеет власти над картинками, просил о пощаде, потом все мысли исчезли, уступив место всепоглощающей муке.

Все это время птица тоже непрерывно верещала, как будто пытаясь заглушить своими криками издаваемые капитаном вопли. Когда Алексея привели в чувство после очередной пытки, главный палач сказал: