Михаил Болле - Мой Демон

Вера Федоровна достала из потайного бокового кармашка цепочку с крестиком и протянула ее Александрине. В этот миг печальные глаза Ази вспыхнули, вернее даже сказать, вцепились в предмет, лежащий на ладони княгини, и лишь спустя некоторое время она, совладав с собой, отвела их в сторону. Не глядя на цепочку с крестиком, почти на ощупь, Александрина взяла загробный подарок и сжала в кулаке. Вслед за этим по ее бледному лицу побежала паутина тонких красных нитей, превратив его в багряное и дышащее жаром.

– С тобой все в порядке?

– Да-да, просто я не ожидала…

– Ты вся горишь. Что стряслось?

Александрина встала, подошла к окну и, стоя спиной к собеседнице, надела на себя цепочку с крестиком. Лицо ее продолжало гореть, взгляд был устремлен куда- то над домами в небо, руки торопливо перебирали кружевной платок, который от волнения Ази превращался то в комок, то в крученую веревку, то в помятое полотно. Наконец она повернулась к княгине и, собравшись со всеми силами, ровно, без душевного срыва, произнесла:

– Теперь у меня больше опыта, ум более спокойный и рассудительный, и я полагаю, лучше совершить несколько безрассудных поступков в юности, чтобы избежать их позднее, тогда с ними покончишь, получив урок, иногда несколько суровый, но это к лучшему.

Санкт-Петербург, Английская набережная, 2004 год

Если перефразировать поэтическую метафору, утверждающую, что жизнь – это сон, сказав, что сон – это жизнь, можно прийти к тому выходу из лабиринта, который ведет в лабиринт следующий. Хотя кто заявил, что сон, снящийся кому-то, является частью именно его жизни? И, принимая участие в том или ином видении, именно этот человек пребывает главным действующим лицом? Так ли это? Не знает, наверное, никто.

Зато всем точно известно, что во сне можно родиться и умереть, перенестись во времени и в пространстве, попасть из реального мира в ирреальный, поскольку сон любого человека есть не что иное, как тень вечности, с пересекающимися параллельными мирами…

Нежные и умелые женские руки имеют неописуемую власть над мужским телом. И даже во время самого тяжелого и тревожного сна они сумеют возбудить раньше, чем начнется пробуждение сознания. Никита еще не проснулся, но уже начал дышать часто и напряженно. Лиза откинула с него одеяло и принялась быстрыми, мелкими поцелуями покрывать его лицо, губы, грудь. Его веки дрогнули, и он что-то пробормотал. Постепенно это бормотание переросло в сладострастное рычание, он пошевелился, перевернулся на бок и скользнул рукой между ее теплых бедер…

Через несколько минут и она сама, покраснев и прерывисто дыша, изнемогала от страсти. Никита по-прежнему не открывал глаз, а Лиза уселась на него верхом и принялась раскачиваться – то быстро и размеренно, а то вдруг прогибая спину и замирая со стоном на губах. В какой-то момент, после очередной бурной серии вздохов, она внезапно опустилась на колени и быстро поймала губами его влажный, вибрирующий от напряжения член. Теперь уже застонал Никита, кусая губы и проводя дрожащими руками по ее тонким черным волосам, разметавшимся по его бедрам.

И вновь Лиза села на него, на этот раз повернувшись спиной, после чего стала осторожно опускаться, и опускалась до тех пор, пока не прижалась к нему всем телом, в то время как его руки неистово ласкали ее груди с великолепно гладкой кожей, умело массируя крупные бутоны сосков…

Увы, но всему прекрасному на свете приходит конец! Минут через пятнадцать Лиза уже плескалась в ванной, а Никита, облаченный в свой любимый стеганый халат, направлялся на кухню. Увидев на столе журнал, раскрытый на статье о Пушкине, Никита надолго замер, тщетно пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли.

«Россия – единственная страна в мире, которая не перестает скорбеть по своим поэтам». Трижды перечитав этот патетичный заголовок, Никита сразу перешел к концу статьи, где в качестве своеобразного резюме было безапелляционно заявлено, что главной виновницей гибели Поэта все-таки оказалась его любимая жена, а потому вся история дуэли с неизбежностью превратилась в семейно-бытовую драму.

Однако эта статья, несмотря на столь банальный вывод, сумела извлечь из его натруженной памяти какие-то необычные воспоминания. Никита напрягся, пытаясь уловить и зафиксировать подробности.

Странный спектакль… Нет, более чем странный спектакль!… Режиссер Воронцов в неизменной красной бабочке, который вроде бы вовсе и не режиссер, а покойный пушкиновед… Причем пушкиновед, мстящий Пушкину за оскорбление своего прапрадеда – героя войны восемьсот двенадцатого года…

Далее, какой-то таинственный то ли спонсор, то ли Демон… Попытки соблазнить невесту лучшего друга… Сцена дуэли… Дикая, невероятная, сверхъестественная… Неожиданное появление сына Жорика… Кто-то, кажется, погиб, а он сам был ранен, и его повезли в больницу… Потом машина дьявольски завертелась и рухнула вниз с парапета… И все – ледяная невская вода и полнейшее беспамятство… Что все это была за чертовщина?…

Из тяжелых раздумий его вырвал звонок Сергея.

– Ты жив? – невольно вырвалось у задумавшегося Никиты, с радостью узнавшего голос друга.

– Да, благодаря моей Натахе не только жив, но уже и поправился, – самодовольно похвастался тот.

– А вам уже предложили роли Пушкина и Гончаровой? – с нескрываемым ужасом в голосе спросил Никита.

– Чего? – изумился Сергей. – Какие роли, ты чего? Никитос! Опять, что ли, с наркотой перебрал? Сам же вчера жаловался на то, как долго тебя из-за нее в КПЗ продержали.

– Ну да, верно… Ладно, считай, что я пошутил… И как же ты поправился?

– Да Натаха моя поутру в магазин сбегала. И как только подняться сумела – вчера ведь была совершенно никакая! Короче, пивка принесла и бутылочку сухого. Сейчас мы его допьем – и айда на каток! Вы как, с нами?

– Почему бы и нет? – сразу повеселел Никита. – Чем портвейном похмеляться, лучше на коньках кататься! Пойду вытаскивать Лизулю из купальни.

– Ну и отлично. Тогда встретимся на Марсовом поле часа через два…

И все же, несмотря на успокоительный разговор с другом, Никиту снедало беспокойство. Он смутно помнил, что вся эта мистическая эпопея со спектаклем началась с приглашения, пришедшего по электронной почте, поэтому не удержался от того, чтобы включить компьютер. И, лишь убедившись в том, что никаких новых писем, кроме всякого рекламного мусора, у него нет, окончательно развеселился. Более того, ему даже вспомнился забавный анекдот. «С чего начинается Первое послание апостола Павла к коринфянам?» – «Внимание, это не спам…»

Пребывая в самом замечательном настроении, Никита бросился в спальню.