Нэнси Кресс - Свет чужого солнца

Конвейер понес ее под Эр-Фроу куда-то в сторону, а потом вверх. Над головой внезапно вспыхнул свет. СуСу открыла глаза и увидела белую тунику, висевшую там, где она ее оставила. Выступающий оранжевый круг странно светился через материю, подобно огоньку внутри белой ткани мозга великана.

38

— Теперь они не только сотрудничают между подвидами, но и переходят из одного подвида в другой, — сказал Крак'гар. Его запах удивления смешивался с феромонами остальных гедов. Энциклопедиста попросили немного подождать.

Геды не любили, когда Энциклопедист слишком опережал их мысли и реакции.

Все они видели изображение: «джелийская» женщина Джехан пресекла насилие над «делизийской» женщиной Эйрис, атаковав двух джелийцев. Потом делизийке помог джелийский лекарь, и джелийка Джехан — вместо того, чтобы остаться членом своего нового вида «делизийцев», — вернулась к джелийцам и была принята. Принята, в отличие от Дахара, которого Джела отвергла за то, что тот предложил сотрудничество — «соглашение», несмотря на то, что насилие, последовавшее за соглашением, было не внутривидовым, а обычным — делизийцы против джелийцев. В то же время делизийка Эйрис пыталась помочь джелийке СуСу, которая перешла в третий подвид — подвид больного великана с острова.

Во всем этом не было никакого смысла. Геды уже свыклись с поведением людей, как с поведением двух видов, воюющих за территорию, то же самое делали геды и люди в космосе, — а теперь некоторые люди вели себя так, будто эти два вида были одним.

— Ни один из известных в Галактике видов не проявляет к чужому виду больше приверженности, чем к своему собственному, — пророкотал Роуир конфигурацию абсолютного факта.

— Ни один. Гармония поет с нами, — отозвался Р'греф.

— Гармония поет с нами, — подхватил Враггаф.

— Ни один.

— Ни один. И пусть это длится вечно.

— Это продлится вечно.

— Женщина Джехан разговаривает с другой женщиной так, будто они обе «джелийки».

— Джехан действовала так, будто стала «делизийкой».

— Гармония поет…

— Гармония… — с феромонами страха.

Это выходило за рамки численно-рационального, это почти вышло за рамки выразительных способностей феромонных желез. Эволюционируя в медленном, устойчивом танце, где солидарность означала выживание, а перемены происходили медленно, через миллионы поколений, численно-рациональное мышление и общение запахами должны были происходить в гармонии рационального с моральным. Враггаф и Кровгиф почувствовали, что они сползают к биологическому шоку. Остальные геды плотнее прижались к ним, окружая и поглаживая, убаюкивая успокаивающими запахами до тех пор, пока угроза шока не миновала. Потом они вернулись к обсуждению, начав все с самого начала, медленно и тяжело усваивая новое, как и следовало расе, которой потребовался миллион лет, чтобы прийти от идеи колеса к идее двух колес.

Теперь настенные экраны показывали людей, которые входили в Дом Обучения и в замешательстве ждали гедов. Но геды так и не явились на занятия. Люди начали расходиться по домам.

Наконец восемнадцать гедов попросили Энциклопедиста представить изменения, которые тот внес в Ключевой парадокс. Это тоже потребовало многих часов обсуждения.

Энциклопедист не нашел разгадки Парадокса. Внутривидовое насилие было слишком тяжким бременем для численно-рационального вида, чтобы достигнуть межзвездных полетов, и все же люди достигли их. Почему так произошло?

Непонятно.

Вместо ответа, выраженного в грамматических конфигурациях фактов, подтверждающих одну из гипотез, Энциклопедист привел в расстройство все феромоны, предложив гедам забыть на время, что ответ пока не найден.

— Люди могут переходить из одного вида в другой, — мягко пророкотал он.

— Геды представляют собой другой вид. Следовательно, люди могут перейти из вида людей в вид гедов. На борту корабля такие люди могут оказаться способными предсказывать действия флота людей лучше, чем геды. Этот проект можно осуществить даже без решения Ключевого парадокса.

Восемнадцать гедов замерли как парализованные. Сами они не думали о таком способе действий, но пока смотрели на экраны, почти все одинаково реагировали, испытывали почти одинаковые впечатления, наблюдали в основном одинаковые образы — хотя и не выраженные еще в грамматических конфигурациях. В комнате витали запахи — поразительно неподвижные, заглушенные всеобщим отвращением, но они все еще были здесь: дуновение отчаяния, аромат решимости, запах загнанности в угол.

Но… люди на гедийских кораблях? Жить, питаться, работать с этими жестокими и неустойчивыми существами с широким разбросом генов, которые даже не знали, к какому виду принадлежат, и такими аморальными, что можно было заставить их забыть об этом?

Раздалось бормотание:

— Они могут менять преданность одному виду, на преданность другому, — слова звучали неестественно, не было такой грамматической структуры, которая позволила бы связать их в предложение, — и все же без Стены между…

— …придется обращаться с ними, как с гедами…

— …требования к атмосфере…

— Оружие корабля…

Это продолжалось снова и снова. Геды плотнее прижались друг к другу, и, когда в комнате запахло паникой, они без слов поняли, что уже готовы принять совет Энциклопедиста. Запах отчаяния усилился. Да, это была отчаянная мысль!

Много позже они начали обсуждать, какие принять меры безопасности, обратились к Энциклопедисту и попытались представить, как будут вести себя люди на борту корабля. Но откуда даже Энциклопедисту было знать, как поведут себя люди, если эти странные существа могли забыть важнейшее — к какому виду они принадлежат, и создать такую сложную вещь, как межзвездный корабль? Межзвездные корабли, которые отнимали гедийскую территорию и жизни гедов!

Наконец феромоны измотанных до предела гедов запахли смирением и решимостью. Отвращение отступило перед отчаянной необходимостью работать ради выживания расы. Да, они попытаются убедить несколько способных людей перейти в вид гедов. Сделают это так же, как делали «джелийцы», «делизийцы» и немой гигант — предлагая помощь, оберегая избранных от насилия, предлагая именно им, а не остальным, то, что они хотят получить.

Геды принялись составлять список имен.

39

Боль в ноге и позвоночнике прошла, уносимая вдаль блестящей рекой.

— Дай ей еще одну порцию, — сказал кто-то. Эйрис пошевелилась. — Уф — не давай ей шевелиться, пока я не зафиксирую кость!

К губам поднесли чашу. Эйрис выпила, поперхнулась и попыталась повернуть голову. Чаша последовала за ее губами. Кто-то вливал ей в горло горькую жидкость. Джехан? Но Джехан — не лекарь. Тогда кто? Кто был рядом с ней? Она не могла вспомнить…