Гайворонский Борисович - Незваные...

Серж шутливо продолжил:

– Машину, яхту и компас, чтоб не заблудиться.

На этих словах в зале неизвестно откуда тихо зазвучала музыка, постепенно наращивая громкость. Марина удивлённо приподнялась на локтях, вслушиваясь в знакомую джазовую мелодию. Это был Хуан Тизол! Знаменитый «Караван» в оригинальной обработке Дюка Эллингтона!

– Как ты это сделал? – восхищённо спросила Марина одними губами, боясь потревожить божественную музыку.

– Это ещё не всё, – прозвучал шёпот Сержа у самого уха Марины. Он стоял в десяти метрах от неё, загадочно улыбался и продолжал накачивать ножным насосом кровать. – Смотри!

Посреди зала проступили контуры людей. Медленно обрели плоть и краски музыканты. Огромный белый рояль, за которым сидел негр, блестел от ярких огней студии звукозаписи. За роялем сидел сам Дюк Эллингтон! Красно-коричневый лакированный контрабас танцевал вместе с бородатым артистичным негром, а разнокалиберные барабаны, тарелки и прочие начинки ударной установки были живыми придатками другого чернокожего музыканта с ослепительной улыбкой.

Марина смотрела, слушала и почему-то плакала. Плакала и улыбалась. Привстав с пола и обхватив ноги она восхищённо глядела на знаменитых живых музыкантов. Когда произведение было закончено и в студии раздались рабочие реплики на английском, смех, шутки, изображение растаяло. Стало тихо.

– Лапочка моя, ты почему плачешь? – Серж подскочил к Марине, упал рядом с ней на колени и обнял её.

– Я, – всхлипывая, произнесла Марина, – передачу в прошлом году видела про Макса Роача по «спутнику» у подруги. Через несколько дней после его смерти, 83 года прожил, и ему посвятили целый фильм. Мне так жалко его было, хотя никогда раньше о нём не знала… А сейчас смотрела на него, как на живого.

– Кис, а я и сейчас не знаю, кто это?

– Как?! – подняла на Сержа заплаканные глаза Марина. – Барабанщик! – она махнула рукой на то место, где только что стояла ударная установка. Это же Макс Роач и был. Такой музыкант известный. Его ещё в 30 лет признали самым виртуозным ударником-перкуссионистом в мире! Такая судьба у него интересная. Я уж про Дюка Эллингтона молчу. Этот вообще мне всегда нравился. У меня папа джазом увлекался и меня приучил… А на контрабасе – Чарли Мингус, это он подбил своего шефа Эллингтона записаться в 1962 году на какой-то студии, я сейчас не помню названия. А сам он – Чарли Мингус, в то время был руководителем джазового трио. Но пианистом там не Дюк был, конечно, а другой… Дюка пригласили именно для записи «Каравана». Ведь автором «Каравана» не совсем справедливо считают именно его. А на самом деле мелодия принадлежит тромбонисту Хуану Тизолу из оркестра Эллингтона. Подожди, а откуда у тебя эта запись? Я же вижу, ты ничего не знаешь…

– Это не запись, Марин, это натура, историческая действительность. Я даже не знал, кто эти люди… Нет, про Дюка Эллингтона, конечно, слышал, но совершенно не представлял, как он выглядит. И про год не знал, 62-й, говоришь? Ни фига себе…

– Я не поняла, – Марина протрезвела от шампанского, слёзы её высохли, она приподнялась и заглянула в глаза Сержу, – теперь повтори про себя, что это было?

Марина вероломно вторглась в его «кинотеатр», и Сержу пришлось быстро отчитаться за первый опыт с хроникой родов собственной матери, а потом и упражнениями во время строительства замка Карабаса. Оказалось, что любая зазвучавшая в голове мелодия могла легко иллюстрироваться реальными исполнителями, концертными залами, студийными записями и даже «сырыми» насвистываниями композитора в момент рождения известного хита. Когда Марина произнесла фразу: «Музыку бы сюда классную…», в голове почему-то зазвучала мелодия «Каравана», а когда Серж решил её воспроизвести, стереовизор выбрал именно эту версию исполнения… Почему именно её? Ну, может, потому, что самая лучшая, или наиболее известная. Может, Серж именно её когда-то слышал впервые. Короче, так получилось, спонтанно. Ну а за музыкой и изображение подтянулось. Больше ничего Полеха объяснить не мог.

Серж разлил остатки шампанского по всё тем же пластиковым стаканчикам, что были вывезены им из квартиры, и предложил тост за новые возможности криптлокатора и бессмертие великих творцов искусства.

Как-либо комментировать случившееся, искать объяснения, подводить научную базу под явления, лавиной свалившиеся на голову, уже никто не хотел и даже думать перестал. Новая реальность с необъяснимыми законами мироздания теперь уже воспринимались и Полехой, и Жигарь как неизбежная данность, как Божий дар, как судьба.

Серж заснул, плюхнувшись на кровать. Страшная усталость свалила его. То, что сделал он, современные строительные технологии позволили бы осуществить множеству людей и техники только за многие месяцы, а то и годы.

Марина не спала, она не потратила за день столько энергии. Ей представлялся новый мир, который может прогрызть себе для жизни новое пространство в бесконечной и пока мёртвой вселенной. Но кто должен будет населить этот мир? С какой целью? В каких взаимоотношениях окажутся две вселенные?

Мысли не давали покоя. Марине захотелось собственными глазами осмотреть внимательнее прилегающие окрестности, дабы зримее представить, что располагается вокруг их совместного с Сергеем первого форпоста.

Кругом, на расстоянии всего от нескольких метров до километра, каменный мешок окружали разного калибра и строения полости. Невольно напрашивалось сравнение с пористым сердечником сигары в пустыне Африки. По сути дела здесь было то же самое, но куда большего масштаба. И если в сигаре все пустоты представляли собой сферы, то тут формы отличались бесконечным разнообразием. Кроме того, и «климат» варьировался в значительном диапазоне – от субтропического до полярного.

«Нагулявшись», Марина вернулась в логово Карабаса. Серж спал богатырским сном. Часы телефона показывали 21-00. Индикатор сигнала уверенно утверждал, что связи нет. Ещё бы!

«А почему, собственно, ему бы не работать и в этом мире? – внезапно подумалось Марине. – Мы же с Сержем попали сюда? Наши телефон тоже. Мы видим свой город, людей, родных. Значит, какая-то прочная связь между мирами всё же существует. Пусть благодаря нам, точнее нашему симбиозу с неизвестной природы существами, но она очевидна. Мы даже способны видеть прошлое…».

Светильники источали ровный устойчивый свет. Здесь солнце не садилось и не могло сесть. Его лучам ничто не препятствовало. Фантастический канал своим противоположным отсюда концом был всегда обращен к светилу. А радиация, проникновению которой на Землю в естественных условиях препятствует атмосфера? Наверное, в канале был свой фильтр. Но кто его туда поставил? Не Сергей же! Клопы? Или высшие законы, которые автоматически срабатывают, будучи подчинёнными чьей-то воле? Опять же – чьей? Тех же клопов? Или тех, кто их сделал, вывел, запрограммировал?