Александр Соловьёв - Мятежник Хомофара

— Зачем к бушменам? — не понял Расин.

— Чтобы знать хомунов, надо знать их поверхностный уровень, — сказал Харт.

— Балмар говорит, что нет никаких уровней, оболочка едина… Но причем здесь бушмены?

— Бушмены управляют поверхностным уровнем — всеми пятью континентами. Разве ты не знал, кто тобой управляет?

Вадим не ответил. Он вдруг ощутил приступ такой слабости, что вынужден был резко замедлить движение.

Харт поймал его за руку, нахмурил лохматые брови.

— Думаю, ты не глуп, — сказал он. — Просто, не в меру рассеян. Похоже, это временное явление. Поговаривают, ты был неплохим хирургом.

«Кто это поговаривает?» — подумал Расин.

— Ты сильно изменился за последнее время. Стал неупорядочен. Это хорошо, ведь ты открылся Истине, но и плохо вместе с тем, так как ты перестал замечать мелочи.

— Вы сказали, я рассеян… Что вы имели в виду?..

— Ты, кажется, не понял. Я — Харт. Это значит, что я не могу давать тебе прямых указаний. Только намеки.

— Тогда намекните, как мне заметить то, что я упустил.

— Этого не знаю, сынок, — сказал Харт отрешенно.

— Вы же говорили, что вам неизвестно, что такое непостижимое, — нашел в себе силы съязвить Вадим.

— Ха-ха! — Харт был доволен. — Ты далеко не глуп. А это значит, что ты найдешь ответ сам.

Он развернулся и двинулся поперек колодца. Миг — и Харт пропал из виду.

«…ты перестал замечать мелочи».

Вадим посмотрел по сторонам.

Ничего примечательного.

Мимо просвистел одиночный ледяной камешек.

— Слушай! — послышалось рядом. Из пустоты выглядывала голова Харта. — Это, конечно, тебя не зарядит на веки вечные, но добраться до станции сил хватит.

И он опять исчез.

Вадим попытался исследовать стенки, но ничего не было видно. Материал плотный, кое-где выступы. Словно старая канализационная труба.

Все — и сам колодец, и его карманы — состояло из информации, которую подсознание облекало в форму. Пусторосли, проплывающие мимо и кое-где висящие на выступе колодца, тоже представляли собой информационные цепи. Вадим пытался выжать из них хоть немного силы, но не смог.

Прошло полторы тысячи секунд, и Вадим понял, что, вероятно он ослеп, раз не видит того, о чем говорил Харт. Теперь ему постоянно приходилось давать себе команду контролировать чувства.

Несколько раз он намеревался повернуть обратно к покинутому персолипу. Затем, чтобы убить его.

Хватит ли ему сил долететь обратно? Он отдалился от того места ненамного…

Вадим вспомнил чувство, когда начинаешь восполнять недостаток силы.

Что-то потянуло назад, вначале медленно, потом чуть быстрее…

Плавно развернулся лицом в направлении движения. Может, это и имел в виду Харт? Может, нет ничего плохого? Все призрачно.

«Я наполнен мыслями, — говорил персолип, — чувствую то же, что и ты».

Стоп!

Инерция несла его ещё немного, но, в конце концов, он остановился.

— Я останусь здесь… — прошептал он, и мысленное звучание разнеслось по колодцу.

Прости меня, брат… Скоро эти мысли долетят до тебя, и ты их уловишь. Ты узнаешь о моей слабости. Я чуть было не нарушил слово… Нет, я нарушил его. Ведь я не вернусь к тебе и не расскажу, что случилось дальше.

Ты хотел, чтобы мы с тобой совершили подвиг, но, прости, ничего не выйдет.

Потому что не нужны такие герои, которые едят братьев…

Которые едят подобных себе, а потом молчат об этом всю оставшуюся жизнь.

Вадим опять развернулся и завис на месте. Может, если он не будет делать никаких движений и растрата сил прекратится, он сможет прожить долго? Может, бесконечно долго? Ведь Балмар говорил: все, кто достиг Пустыни, становятся бессмертными.

Ну а как же выскочки-дезертиры? Бесчисленное количество их пропало безвести.

Нет, он особенный. Крапс называл его самородком.

А Кробиорус возражал: нет, обычный хомун.

Что, если он все же бессмертен? Значит, так и зависнет здесь до тех пор, пока не появится следующий кашатер.

А может, война скоро всему положит конец?

Война, которую он не сумел предупредить, потому что оказался слабее всех хомунов и не смог пожертвовать ради целой вселенной одним-единственным грибом.

Мимо просвистел ледяной камешек. Ухо обожгла боль.

Как же, зависнет он здесь на веки вечные. Надо было хоть до пустого кармана добраться. Через несколько дней камешки растерзают его на части, превратят в болтающееся в пустом пространстве решето…

И пускай…

Если бы ничего с ним не произошло, он ничего не знал ни о Кантарате, ни о Трифаре, ни о Доэ.

Комок подкатил к горлу.

Доэ.

Еще один камешек. На этот раз пробило голень.

Хорошо, что не на веки вечные. Иначе это был бы настоящий Инфар, которого он так и не увидел. А что, если он умрет здесь, а окажется там, недалеко от Доэ?

Еще камешек. На этот раз мимо.

— Стреляйте! — крикнул он в пустоту. Ослабевшие пальцы вцепились в доспехи на груди и рванули, пытаясь обнажить грудь. Слишком прочные.

Он взялся крепче, рванул сильнее. Нет, не идет.

Расин вспомнил, сколько сил вложил в создание лат, как сразу почувствовал некоторый упадок сил, ведь он думал сделать их сверхплотными.

С трудом он оторвал нагрудные латы, при этом не без удивления отмечая слабое тепло, исходившее от них. И ещё какой-то в себе акулий аппетит, словно поблизости разрывали кровавую тушу. Изголодавшиеся пальцы впились в эти теплые латы, начали втягивать в себя… их силу. Ведь это была чистая сила! Харт!

Вадим живо стал все с себя скидывать, стараясь не выпустить из рук одеяние, чтобы его не унесло к периферии. Он стащил и обувь и, оставшись совершенно голым, свернул все в один большой ком.

Получившийся тюк по размерам превосходил персолипа.

Вадим знал, что делать дальше. Уплотнив тюк руками, он прижал его к груди.

Объединиться с пищей — значит уничтожить расстояние, разделяющее нас.

По ключицам побежало тепло, передалось плечам. Следующая волна — и он уже начинает восстанавливать размеры тела.

Тепло расходится по конечностям, заполняет полые сосуды, поврежденные ткани активно регенерируют, обрывки кожи втягиваются, раны заполняются красноватыми грануляциями и тут же покрываются здоровой кожей.

Через несколько минут он был совершенно восстановлен. В руках оставалась горстка бесформенного месива, но он заставил себя использовать и ее.

Вперед!

Глава 28

Вадим мчался к ледяному сердцу Мегафара с предельной скоростью. Быстрее могли нестись только частицы света.