Евгений Гаркушев - Фактор города. Мир фантастики 2010

– Тиль, мне больно! – надрывался у меня в шлемофоне голос Зильды. – Великий Дух Альмейды, как же мне больно! Тиль, умоляю, помоги мне, Тиль!

Я рванулся, бросился на крик, но через мгновение здравый смысл вернулся ко мне. Я резко остановился и нырнул в развалины ближайшего муравейника. Это была засада. Проклятый инструктор обманул: термиты не стали спасаться бегством, вместо этого они устроили западню, и в нее угодила Зильда. А теперь они ждут меня.

– Я ранена, Тиль! – Крик Зильды сменился на визг. – Я теряю наполнитель, ради всего святого, помоги же мне! Тиль, умоляю тебя, спаси меня, вытащи отсюда. Мне страшно, Тиль, и так больно. Где же ты, Тиль?!

Я включил оптику и дал максимальное увеличение. Теперь я видел Зильду, словно она лежала прямо у моих шагателей. Она вся была покрыта вытекающим наполнителем, и мне стало ясно, что, не окажи я ей немедленную помощь, она умрет.

– Тиль, – теперь к визгу прибавились стоны. – Ты же не бросишь меня здесь, Тиль?

Я отключил акустику. В создавшейся ситуации не было места выбору. Жизнь дана альмейдянину только один раз. Я не собирался терять свою. Моя смерть не вернет Зильду, а значит, будет просто бессмысленной.

«Прощай, Зильда, – сказал я про себя. – Мне жаль, что так получилось».

Укрываясь за развалинами термитника, я поспешил к кораблю. Добравшись до него, включил акустику. Голоса Зильды в шлемофоне больше не было.

Раненая тварь издыхала. Она уже больше не шевелилась и лишь издавала слабый писк, похожий на повизгивание крысиного выводка.

Мы стояли вокруг умирающего монстра. Десять человек, все, кто остались. Я обнимал Варю за плечи, но это не помогало – нас обоих ощутимо трясло.

– Эта мразь удрала, – сказал Володька Кудлач. – Гребаная падла. Бросил своего и удрал, унес ноги, сволочь.

– Этого надо добить, – сказала Вика. – Он так еще может долго промучиться.

– Пускай мучается! – заорал на нее Кудлач. – Пускай корчится, гнида. Пять наших, пятеро, где они, а? Ничего же не осталось, вообще ничего, как не было. Нечего даже хоронить. Четыре парня и девочка, а? В обмен на эту гадину, на эту вот проклятую сволочь.

– Всё, – сказал я. – Всё на этом. Мы проиграли войну. Кто же мог знать, ребята. Кто мог знать, что эти гады бросают своих.

Мне никто не ответил. Девять человек стояли вокруг меня, опустив головы, и молчали.

«Ты должен был знать, – ударил меня в висок внутренний голос. – Ты, лейтенант-самозванец, должен был знать. Знать, а не разменять пятерых своих на эту падаль. Они на тебе, все пятеро. Братья Очкарики, Витя Завьял, Дима и Леночка. И будут теперь на тебе всегда».

Вечером мы сколотили плоты. Оттолкнули их от берега и пустились в сплав по реке.

Суд чести Великой Альмейды меня оправдал. Мои действия сочли разумными и соответствующими основным принципам альмейдянской морали.

На следующий день после суда Ильгр прислал мне вызов. Надо же, я и не думал, что этот щеголь относился к покойной Зильде серьезно. Я испросил позволения на дуэль у Особой Комиссии по вопросам чести, и мне, разумеется, отказали, а мерзавцу Ильгру присудили значительный штраф.

Десять оборотов Альмейды прошло со времени той злополучной охоты. Я делю ячейку с добропорядочной и рассудительной самкой из приличной кладки. Конечно, Альдрия не так элегантна и грациозна, как Зильда, но зато у нее масса других достоинств, среди которых здравомыслие не на последнем месте. Наша с ней кладка тоже оказалась удачной – мы дали жизнь троим полноценным особям.

Я частенько вспоминаю Зильду, особенно когда спариваюсь с Альдрией. Воспоминания помогают мне выполнять долг самца подобающим образом. Ведь с Альдрией, которую многие за глаза называют дурнушкой, это отнюдь не просто.

Мы вернулись в город через десять лет после того, как марсиане оставили нас в покое. Мы живем в огромном доме впятером: я, моя жена Варя и трое наших детей. Дом стоит на углу площади Труда и проспекта Мая. Напротив – его близнец, в котором живут Володька Кудлач, Вика и их дети. Всего же в городе около двух десятков семей. И столько же одиночек – из тех, кому повезло уцелеть.

Недавно Володька принес полбанки самогонного спирта, мы подвыпили, и он сказал, что, возможно, марсиане вовсе не воевали с нами.

– Сдурел? – спросил я. – Что же они тогда делали?

– Развлекались. Может быть, тренировались. Или охотились.

Что ж, Володька всегда был немного фантазером. Я поборол в себе возмущение и не стал возражать.

Валерия Малахова

Каждый третий

А у тебя СПИД —

И значит, мы умрём…

УРомки Валуева было уже три девчонки. Мать ночами плакала, утыкаясь в подушку и стараясь всхлипывать потише. Бесполезно: Ромка знал. Хмурился, сплевывал за окно, стараясь попасть на лысину управдома Хмельченко. Мелочь – а приятно. Напевал модную нынче песенку: «Каждый третий, каждый третий, каждый третий – это я…» Потом срывался с места, хватал куртку, путался в кожаных рукавах, вполголоса матерился… Бросал на бегу:

– Таблетки прими, время уже… Ночевать не приду.

И уходил, уматывал из одной безнадеги в другую.

– Новость слыхал? – Лешка Огарков по кличке Перец затянулся, передал косяк рыжей Тамаре. – Алька Трындец повесился. Совсем.

Помолчали. С Трындецом Ромка учился в параллельном классе. В Пансион Алика не взяли – врожденный порок сердца, – но пацан на здоровье был слегка повернут. Витамины жрал, с девками не целовался… Доигрался, чистюля недоделанный: Сольпугины шестеры отымели его всей кодлой. Заразили, понятное дело.

– А не фиг выделываться, – Ромка пыхнул сигаретой. Вязкий комок в горле привычно исчез, стало хорошо. – Гондоны он покупал, понимаешь… Всем подыхать, а ему оставаться?

– И я о том же, – Перец покладисто закивал, а Ромка протянул косяк Грегу.

– Мне нельзя теперь, – глухо отмолвил тот.

– А… а… э… – В наступившей тишине Натахина икота звучала идиотски. О чем Тамара тут же всем сообщила.

– Заткнись, – хмуро велел Грег. Все знали, куда и по какой надобности он вечерами уходил с Натахой.

Куцый отвесил товарищу шутовской поклон.

– Добро пожаловать в смертники, приятель. Ты играл в эту рулетку – и продул. Я тоже. Остальные продуют завтра. Не печалься – послезавтра сдохнут все.

Натаха тоненько завыла, на всякий случай отойдя к мусорным бакам. Рука у Грега была тяжелой, а сгоряча мог и лупануть.