А Дейч - Гарри из Дюссельдорфа

В этом же письме Гейне признается, что еще полгода назад он был доведен врагами до того, что хотел уйти в поэзию и оставить поле битвы. Но, к счастью, этого не случилось, и теперь он снова чувствует себя бойцом.

"ФРАНЦУЗСКИЕ ДЕЛА"

Гейне бродил по нарядным залам Лувра. Выставка картин французских художников привлекала множество посетителей. Около трех тысяч произведений кисти Делакруа, Шеффера, Берне, Декана, Лессора, Делароша, Робсра и других современных мастеров были выставлены там в мае 1831 года.

Гейне остановился у одной большой картины Делакруа, перед которой непрестанно толпились посетители.

Картина называлась "Свобода на баррикадах".

На ней была изображена группа вооруженных людей, а среди всех этих распаленных зноем и боями повстанцев выделялась фигура женщины в красном фригийском колпаке, с ружьем в одной руке и трехцветным знаменем - в другой. Ее прекрасное полуобнаженное тело выражало неудержимое стремление вперед, в глазах искрились отвага и призыв к борьбе. Гейне обратил внимание на то, что художник приглушил краски и, словно сетью паутины, покрыл все фигуры пороховым дымом и пылью, что придавало картине правдивость, словно в ней открывалось настоящее лицо Июльских дней.

Поэт прислушивался к разговорам публики и по отдельным репликам узнавал различные настроения посетителей выставки. Многие восхищались творением художника, особенно те, которые так недавно принимали участие в июльских боях или были их сочувствующими свидетелями. Но Гейне здесь же услышал и насмешки над "богиней свободы", изображенной на картине.

Толстый папаша с массивной золотой цепочкой на животе объяснял нарядной девочке, своей дочери:

- Видишь эту грязную женщину в красной шапке?

Это богиня свободы.

- Почему же, папа, она без рубашки? - спросила девочка.

- У настоящей богини свободы, милое дитя, обычно нет рубашки, и оттого она очень зла на всех, кто носит чистое белье, - ехидно сказал папаша, одернув манжеты на своих холеных праздных руках.

В этот момент кто-то хлопнул Гейне по плечу. Поэт обернулся и увидел Мишеля Шевалье, главного редактора газеты "Глоб", с которым он уже успел завести знакомство. Горячий сен-симонист, Шевалье привлекал Гейне своей страстностью и неустанной жаждой обновления общества. Л Шевалье считал Гейне одним из тех единомышленников, которые могут распространять учение СенСим она.

Гейне и Шевалье, окончив осмотр выставки, вышли из Лувра на парижские улицы.

Вечерело, красные лучи заката скользили по крышам домов, словно окутывали их в багровые мантии. Пышно цвели каштаны на бульварах, легкий ветерок освежал лица, шелестя в зеленых ветвях деревьев.

- Как чудесно помолодело ваше искусство после священных дней Июля! сказал Гейне. - Сейчас, смотря на картины, я понял, как велик был парижский народ и как он обновился после Июльских дней.

- Мне понятна ваша восторженность, - сказал Шевалье. - Но не надо увлекаться революционным действием. Переустройство мира, как говорит наш учитель Сен-Симон, может произойти и другим путем. Надо добиться примирения класса предпринимателей с классом рабочих и создать единую семью человечества, где не будет ни бедняков, ни богачей, а только царство труда.

- Золотая мечта! - сказал Гейне и задумался.

Политические теории сен-симонистов казались поэту наиболее уязвимыми. Он не верил в то, что аристократы и банкиры добровольно отдадут свои привилегии и признают священные права демократии.

Хотя Гейне совсем недавно приехал в Париж, перед ним уже постепенно раскрывалась изнанка нового строя, пришедшего на смену режиму Бурбоиов. Французский народ дрался на июльских баррикадах, чтобы свергнуть феодальную монархию и отнять власть у дворянской аристократии. Однако плоды победы достались не тем, кто проливал свою кровь в Июльские дни, а небольшой кучке финансовой буржуазии: банкирам, биржевым маклерам, акционерам крупных промышленных предприятий - каменноугольных копей и железнодорожных компаний.

Финансовые магнаты, захватив власть, создали свое правительство. Они посадили на трон короля Луи-Филиппа, прозванного "королем буржуа". Он для виду прогуливался по Парижу в модном котелке и с зонтиком в руках, приветливо улыбался прохожим. Парижская печать отражала недовольство королем и его министрами в виде политических памфлетов и злых карикатур на первого министра Казимира Перье и самого монарха Луи-Филиппа. Бойкие парижские карикатуристы, особенно Филиппон, издатель журнала "Карикатура", изображали лоснящуюся, лысую голову французского короля в виде груши.

В витринах магазинов, в оппозиционных газетах, в юмористических листках мелькали изображения груши с человеческими чертами, а Казимир Перье выступал в роли лавочника, торгующего грушей по спекулятивной цене.

Судебные власти привлекали к ответственности художников и памфлетистов, издевавшихся над торгашеской сущностью монарха, но это лишь приносило популярность карикатурам и их авторам. Суд над Филиппоном превратился в фарс, и художник в своей защитительной речи заявил, что в любой роже можно найти сходство с королем, и в доказательство тут же набросал четыре новых, очень язвительных рисунка груши, в которых легко было узнать черты лица Луи-Филиппа.

Впрочем, борьба против Июльской монархии не всегда носила такой безобидный характер. В 1831 году ткачи в Лионе, центре шелкопрядильной промышленности Франции, доведенные до отчаяния нищетой и тяжелыми условиями труда, подняли восстание.

21 ноября рабочие со знаменем, на котором был написан лозунг "Жить работая или умереть сражаясь!", вышли из фабричного предместья Круа-Русс и направились к центру города. После трехдневных боев с правительственными войсками Лион перешел в руки восставших рабочих, а войска покинули город. Штаб повстанцев выпустил воззвание, где говорилось: "Радуга истинной свободы сияет с сегодняшнего утра над нашим городом: пусть ничто не омрачит ее блеска. Да здравствует истинная свобода!"

Но удержать власть рабочим не удалось и 3 декабря в город вступила тридцатишеститысячная армия, жестоко подавившая восстание.

События в Лионе взволновали умы современников.

Наиболее зоркие из них поняли, что на сцену истории выдвигается новая грозная сила - рабочий класс.

В Париже возникали тайные кружки республиканцев, стремившихся свергнуть власть денежных тузов.

5 июня 1832 года но центральным улицам Парижа медленно двигалась траурная процессия. Хоронили генерала Ламарка, которого республиканцы считали одним из своих вождей. Бывший солдат наполеоновской армии, с восторгом принявший Июльскую революцию, Ламарк вскоре стал в ряды оппозиции, окончательно разочаровавшись в политике Луи-Филиппа. И вот, когда генерал Ламарк умер, в погребальном шествии участвовало более ста тысяч республиканцев.