Андрей Платонов - Фантастика-1988,1989

— Не много ли? — переспросил насмешливо Алексей. — Ты меня постоянно восхищаешь, скандальная хроника! Нет, тебе, видно, и правда надо бы сменить профессию: перо — на черную сутану монаха! Ха-ха! Забавно выглядел бы. Слушай, а женщины у тебя были? Или… Послушай, — жарко задышал он мне в самое ухо. — А девственниц соблазнял? Ну, обманул хоть одну? А то, может, тебе здесь и делать-то нечего! Ведь это же город желаний!

Алекс грохнул своей кружкой о мою, и звон стекла вернул меня в реальность:

— Для начала — пивка! После жары, после полета. Уф-ф! До чего же здесь приятно.

Меж тем, когда еще мы только вошли, заметил я и тут какое-то замешательство, недоумение на лицах клиентов кабачка: то они нестройно шумели, пытаясь пьяными голосами подвыть какую-либо песенку, то неожиданно в недоумении уставились друг на друга, словно чего-то недопонимая. «Перебрали ребятки!» — решил я тогда.

Поднял свою кружку, отхлебнул — и лицо мое вытянулось:

— Слушай! Это же… вода?! — возмутился я.

Алексей тоже таращил глаза и давился — пеной. Наконец выговорил:

— Да это и не вода, а какое-то… жидкое стекло. Точно!

— Вы что мне пенопласт принесли? — рявкнул некто возмущенный из невидимого нам дальнего темного угла.

Раздались еще голоса:

— Это не пиво, а смола! Что за безобразие?!

В кабачке, кажется, назревала драка, хозяина могли элементарно поколотить за явное надувательство.

Официантки отчаянно метались между столиками и уговаривали:

— Вы не правы. Попробуйте еще глоток. Только один глоток! Ну, представьте! Вы же знаете — что пьете?!

Я и Алексей заставили себя глотнуть содержимое — все стало на своя места, в кружках — пиво, в рюмках — джин. Так мы, прихлебывая то и другое, пробовали, и мой друг, похожий на американского киногероя, продолжал хвастаться, какой он молодец, что исхитрился и заложил в программу города кабачки и прочие ночные увеселительные заведения, куда, он пообещал, мы заглянем, но попозже.

— А сейчас — дело! Но — тс-с! Нас никто не должен слышать, — говорил он, захмелев, и горячо шептал: — Представляешь, все открыто! Никаких замков! Бери — не хочу! Ну а ежели все открыто? Почему не взять? А? Почему? Тебе, к примеру, какая машина нужна? «Каролла» или «квадра»? А может, «ситроен»? Или «Жигуль-30»?

В голове у меня туманилось от выпитого, но все марки я видел очень ясно, автомобили проносились в моем мозгу, точно по трассам, заходили на вираж, я ощущал радость от того, что мои ладони сжимали руль то одной машины, то другой.

И я его прекрасно понял: им овладела страсть обогащения…

Богатства в идеальном городе оказалось, на удивление, много. Раньше я не обращал на это внимания, а теперь на каждом шагу нам с Алексеем распахивали свои двери магазины золотых и ювелирных изделий. Описывать, как мы с ним рассовывали богатство по карманам, неинтересно. Никто нас не окликнул, не засвистел, никто за нами не погнался. Риска не было. А без него пропала и острота ощущений. Не только я, но, кажется, даже Алексей потерял интерес к задуманному и будоражившему нас мероприятию. В общем, грабежа как такового просто-напросто не получилось! Ну, набили мы с ним карманы, кейс, саквояж да еще какой-то мешок всем, чем хотели. Помню, мы в те минуты даже не смотрели друг на друга. И я вспомнил, как Алексей в самом начале нашего знакомства утверждал, что он — честный человек и никогда не возьмет чужого. Но… грабили ли мы сейчас именно чужое, созданное не нами?.. Мысль эта возникла, но видение купюр, золота тотчас заглушило разум.

Задыхаясь от тяжести, от волнения, от алчной радости, что все это теперь наше, я мог приобрести отныне не один (зачем мне один!), а несколько самых современных автомобилей. Мы с Алексеем направились в скверик. И можно спокойно пересчитать взятое, язык не поворачивался сказать — награбленное.

Предвкушая невиданное зрелище от разложенного на солнце богатства камней, Алексей щелкнул замки на своем саквояже, я — на кейсе: мы решили высыпать бриллианты прямо на землю, чтобы полюбоваться еще раз и полнее почувствовать себя миллионерами.

Сверкающее великолепие сыпалось дождем в аллее скверика. Пальцы сами тянулись к ограненным каплям, к сияющим лучам камней — и все просыпалось мимо, на тропку, и тут же исчезало на глазах, как тают снежинки на горячей ладони. Эти камни, горящие гранями, вспыхивали в дневном свете, как звезды, но они растворялись в прах, в пустоту.

— А-а! — завопил Алексей. — Обман! Это обман!

Я шарил руками по земле, пытаясь схватить хотя бы один камешек. Но все они таяли от нашего прикосновения. Было от чего сойти с ума.

— Все мираж, — глухо повторил Алекс, раскачиваясь в такт своим мыслям. — Обман!

Я оставил Алексея там, в скверике, сидящим на земле, на искусственной земле, среди искусственных деревьев.

Мне надо было побродить в одиночестве и все еще раз обдумать, чтобы понять самого себя.

Ноги вынесли меня к дому, углом выходившему на одну из улиц. Доска на стене сообщала, что это редакция. То, что мне надо!

Я предвкушал общение с коллегами этого удивительного городка, после которого все сразу станет на свои места. «Эх, сейчас бы выпить чашечку кофе и спокойно посидеть», — размечтался я. Жизнь возвращалась в привычную колею, в круг знакомых дел. Я зашел.

Коридор гулко откликнулся на мои шаги. Это не удивляло. Значит, все на задании.

Толкнув одну из дверей, оказался в просторном кабинете, где увидел машинку с заправленным в нее чистым листом бумаги. Машинка словно ждала меня. «Дисплей бы лучше», — я походил по комнате и в углу приметил и его.

Что-то больно укололо в бок, я сунул руку в карман и вынул обломок верхушки фонтана, за событиями дня я вовсе забыл о нем. Свидетельство моей неловкости, обломок застывшей воды, теперь он казался мне похожим на цветок, я знаю и люблю эти цветы — орхидеи. Лепестки нежно переливались оттенками сиреневого и розового.

Я положил орхидею на столик с пишущей машинкой и сел в кресло-вертушку у окна. Ничто так не успокаивает, как море, которое накатывает волны одну на другую. Я нажал ладонью на стекло…

И услышал за спиной чей-то возглас:

— Пожалуйста, не делайте этого!

Я обернулся. В кресле возле столика сидела девушка. Она взволнованно поправляла разметавшиеся кудри, тонкая шея утопала в кружевной пене воротника, милое светлое платье очень шло к ее нежным правильным чертам.

— Пожалуйста, не распахивайте окно, — правой легкой рукой она запахивала воротник на невысокой груди. — Здесь не жарко.

— Я думал — никого нет. Извините! Кто вы?

— Разве не ясно? — удивилась она. — Машинистка.