Раду Hор - Путь к звездам

Анна внимательно исследовала металл, из которого были сделаны треугольник и сфера. С помощью портативной установки для анализа она очень быстро определила его состав.

— Это сплав из бериллия и меди. У него цвет золота, и он сильно сверкает, но легче золота.

— Странная форма! — заметил Матей. — И состав и форма этого предмета не могут быть плодом игры природы. Неуверен, что с планеты его можно видеть в сильный телескоп. Если бы я не боялся иронии, я осмелился бы утверждать, что мы имеем здесь дело с сигнализационной станцией марсиан.

Скарлат понял его намек и быстро отпарировал:

— Во всяком случае «станция» очень плохо содержится, если судить по всем признакам разрушения. Разве вы никогда не видели, товарищ Бутару, других скал на Земле, и самых причудливых форм? А метеориты, которые как будто намеренно кем-то вылеплены?

— Рад был слышать одну из ваших, последних иронии по адресу Марса! — запальчиво вмешался профессор Добре. — Ничего, голубчик, скоро вы перестанете язвить, так как… вам придется лично познакомиться с самими строителями этого сооружения.

Матей Бутару собрал свой экипаж, и все направились к ракете. Время, предусмотренное для исследования Фобоса, истекло.

Солнце, которое очень низко поднялось над горизонтом, уже скрылось, описав небольшую дугу. На звездном небе сверкал гигантский диск Марса во всем его великолепии. Он походил на месяц, повернутый рожками кверху, к темному кебу, на котором опаловыми переливами еще горела Большая Медведица.

Маленький спутник планеты открыл астронавтам все свои тайны. Сферофотограммы были проявлены, геологические образцы разложены по металлическим коробкам, бесплодная почва сателлита исследована вдоль и поперек.

Никто не пожалел об отъезде с Фобоса, особенно теперь, когда они направлялись к таинственному светилу, долгожданному Марсу, вокруг которого сплеталось столько легенд.

— Думаю, что нам остается уже немного. Вирджил, посмотри, пожалуйста, насколько понизилась маша скорость и какое расстояние отделяет нас еще от планеты.

Инженер нажал какую-ту кнопку и вслед за тем, Матей услышал монотонный голос говорящего автомата:

— Скорость… километр… в секунду… высота 185 километров…

— Что показывает газовый детектор?

— Запись показывает, что мы находимся в самом высоком и особенно сильно разреженном слое атмосферы Марса, — отозвался Чернат. — Наблюдаются лишь слабые явления электризации газов. Пока нет надобности в крыльях «Чайки».

Спуск продолжался.

На экране показалась проектированная магнетоническим микропроектором цветная карта планеты. Матей Бутару и инженер Чернат в последний раз просматривали маршрут, установленный еще на Копернике.

— Следовательно, мы снизимся вот здесь, на 25 °C от экватора.

И Матей указал на карте предполагаемое место посадки в обширной зоне кирпичного цвета.

— Да, это то самое место. Отсюда гусеницы нашей ракеты умчат нас на восток до вот этого фиолетового пятна, которое мы пересечем.

Затем мы отправимся дальше, держа направление на восток, к вон той голубой полосе, в середине которой находится водный путь… Всего 540 километров пути.

Чтобы как-нибудь совладать со своим волнением — впрочем, вполне естественным накануне такого события, как посадка на Марсе — астронавты особенно старательно готовились к новой посадке. Поэтому металлический звук, раздавшийся в главной каюте ракеты, прошел почти незаметным. Оставалось всего каких-нибудь 20 километров до поверхности Марса и ракета широко раскрыла свои крылья. «Чайка» планировала теперь в атмосфере Марса, спускаясь со скоростью 1 250 километров в час. Немного спустя космический корабль коснулся своими гусеницами поверхности планеты, пробежал еще несколько десятков метров и остановился.

Первое, что почувствовали астронавты после посадки, было, что они много легче, чем на Земле. И хотя на Копернике они привыкли весить всего несколько десятков граммов, они все же сразу отдали себе отчет в этом, благодаря тому, что проделали много упражнений, во «вращающейся камере» на астероиде для того, чтобы снова привыкнуть к земному притяжению.

Все же они могли, слегка подпрыгнув, приподняться на два-три метра, и каждый шаг уносил их на порядочное расстояние.

Термометры-браслеты показывали +2°. Вокруг астронавтов расстилалась пустыня — бесконечные пески красновато-кирпичного оттенка. Местами, между низких дюн, вздымались розовые скалы, вышиной в 5–6 метров, ярко отражавшие первые золотистые лучи Солнца.

Вдали, у самого горизонта, вырисовывалась цепь низких гор. Самая высокая не превышала 500 метров высоты.

— Взгляните, какое прекрасное небо, — восторгалась Анна. — Мы видели его таким же, когда проходили нижнюю границу земной стратосферы.

Сквозь прозрачный атмосферный покров Марса небо казалось подбитым темно-фиолетовым бархатом. Редкие звезды, видневшиеся на нем при дневном свете, слабо мерцали, отливая радужными цветами.

Ртутная колонна барометра показывала только 150 мм атмосферного давления, а сейсмограф, который Анна прикрепила к одной из скал, чтобы установить случайные колебания почвы, не показывал ничего, даже самого незначительного содрогания коры планеты.

Матей Бутару собрал экипаж вокруг себя и, с помощью Скарлата, выверил их компасы сферичным полигоноидом, — инструментом, заменявшим прежний секстант. Магнитная стрелка стояла на северо-западе.

— Прекрасно! — Матей был очень доволен результатами проверки. — Значит, и на Марсе мы сможем ориентироваться также, как и на Земле. Компасы с точностью указывают направление, а нашу позицию мы сможем в любую минуту установить с помощью сферического полигоноида, хронометра и карты.

Нигде не было видно ни признака жизни. Были взяты атмосферные пробы, и Добре нашел в них лишь споры бактерий и водорослей, простейшие формы выживания низших организмов. Он осторожно каптировал их вместе с их средой в стеклянные баллончики, величиной в ореховую скорлупу.

Скарлат широким жестом указал на пустыню.

— Что-то незаметно большого оживления на этой планете, товарищ Добре.

— Еще немножко, еще немножко, и тогда посмотрим, кто из нас был прав!

Новое явление привлекло их внимание: шум шагов слышался здесь много слабее, чем на Земле.

Чернат развлекался, ударяя один камень о другой и наблюдая, насколько слабее акустический эффект удара. Матей Бутару подошел к нему.

— Виною этому разреженная атмосфера Марса, — сказал он, видя недоумение друга. — Звук здесь передается гораздо труднее. Для живых существ, по всей вероятности, эта акустическая особенность среды была разрешена посредством более чувствительных слуховых аппаратов, которыми их наделила природа. Ко мы будем слышать все заглушенно, как под сурдиной…