Владимир Покровский - Дожди на Ямайке

Через два с половиной часа они уже подходили к точке встречи с Соленым Уго. Точка эта находилась на расстоянии двух коротеньких переходов "дрожаний", как называли их в дальнем космофлоте, - которые, однако, забросили их в глушь, ни с каких сторон не просматриваемую. Уго, в юности несколько лет якшавшийся с контрабандистами, знал массу таких местечек, знал, как находить новые, и хвастался, что ни один космополовец никогда его не найдет, пусть даже рядом скользнет, боком чиркнет.

Над ним посмеивались, но в общем верили - и сейчас он свои заявления прекраснейшим образом оправдал.

- Ох, парни, как же я соскучился по нормальной человеческой речи! Федер, хорошо кончилось? - послышался в динамиках его голос, искаженный помехами.

- Хорошо. Ты где? Не вижу тебя.

- Да вот он я. Вращаюсь вокруг осколочка, треугольного!

Вегиклы состыковались, вновь забегали грузовые тележки.

- Быстрей, быстрей, парни, времени совсем в обрез, - отчего-то заторопил всех Федер. - Уго, кончай трепаться, где урожай?

Соленый Уго, окруженный приятелями, что-то рассказывал, размахивая руками, кивал головой, сиял блаженной улыбкой - даже тогда, когда ему поведали в двух словах о Вере и Антоне. Но, услышав про урожай, деловито сморщил брови.

- Ну да, конечно. Парни, вас ждет приятная встреча! Все в порядке с урожаем, командир. Ждет, собран, упакован и бантиком перевязан.

Он привел командира и десятерых куаферов в физкультурный зал.

- Б-р-рр! Ну и холодище у тебя зд...

Куаферы от неожиданности замерли, полезли за оружием. Они увидели, что зал переполнен людьми. Одни расслабленно сидели вдоль стен, другие лежали ровными рядами.

- О Боже, что это?

- Знакомьтесь, парни! Это вторая смена! - радостно гаркнул Уго.

- Кто они? Что с ними? Почему лежат...

- Да вы вглядитесь, олухи! Вы глазки-то разуйте и посмотрите. Может, кого знакомого встретите?

- О Господи! Ни хрена себе шуточки! У тебя с головкой-то все в порядке? Да за такие вещи...

Ибо это были сами они - вся куаферская команда в полном составе.

Федер с Антоном сидели отдельно, прислонясь к какому-то тренажеру: Федер хмурился и смотрел злобно, а матшеф скалился в зловещей ухмылке и почему-то держал в руках примитивную гитару, на которой, при полном отсутствии музыкального слуха, играть никогда не умел. Сам же Соленый Уго возвышался над всем собранием, распятый на шведской стенке. Он, как и Антон, скалился и совсем не напоминал Христа.

- Что за шутки, Уго? Это на тебя одиночество так действует?

- Нет, - весело отвечал Уго. - Это у меня такой приказ от Федера был. Я вас целый месяц выращивал, водичками разными поливал.

Бо-бо, самый тихий, самый сильный и самый тупой из куаферов, подал голос:

- А они что, живые у тебя? Кто ж тогда я? Я или вон тот?

- Бо-бо, ну ты что, в самом деле? Какие они живые? Как бы я смог их сделать живыми, да и зачем?

- А зачем тогда? На память, что ли?

- На память. Долгую и добрую, - ответил Уго.

Но разговор был прерван Федером.

- На первый взгляд все нормально. Делал интеллекторную проверку их на сходство?

- Да, командир, - кивнул Соленый Уго. - У меня был всего-навсего один интеллектор, совсем, бедняга, запарился, проверяя. Все в норме, можешь сам посмотреть.

- Некогда. У нас буквально минуты. - Федер немного преувеличивал, но времени действительно оставалось не так уж много. - Всех перетащить на командирский вегикл, рассадить, разложить, как положено. И быстро! Антона здесь оставить. И сжечь. Он бы такому памятнику не обрадовался.

Что-то вспомнив, он торопливо прошел по рядам копий и остановился перед дубль-Верой.

- Черт, плохо, что у этой Веры лицо целое. Синяков ей наставить нельзя? Рот порвать?

Соленого Уго от такой деловитости Федера малость передернуло. Он тут же перестал улыбаться, посмотрел на расфранченную Веру.

- Порвать-то можно. А насчет синяков ничего не выйдет. Все-таки не живая. А порвать, что ж...

- Нельзя, значит, нельзя. Значит, так - порвать рот и ноги переломать...

- А кто этим займется? - спросил Уго.

- Ладно. Я ее видел лучше всех. Я сам этим займусь. Остальных немедленно перетащить на командирский. Да не стойте же вы, ч-черт! Времени нет!

И с каменным лицом Федер склонился над точной копией своей возлюбленной. Он долго сидел на корточках, неподвижно на нее глядя. В метре от него, неестественно улыбаясь, в первый и последний раз в этом мире играл на гитаре матшеф Антон.

Вокруг трудились куаферы; время от времени они сдавленно хихикали, натыкаясь на свою копию ("Это что, я правда такой?") - почему-то каждому хотелось оттащить в командирский в первую очередь самого себя.

- А ведь я и впрямь тебя почти похоронил, - чуть слышно прошептал Федер, решительно вздохнул и взял Веру за ноги. Бренькнула гитара - Антона потащили сжигать.

Тем временем на Ямайке погода сходила с ума. Примерно через час после старта командирского вегикла над поселком, над всей защищенной территорией, над затравочной зоной хлынул дождь, которого Ямайка не видела уже с тысячу лет.

Это был ледяной ливень с ветром, постоянно меняющим направление. Вся живность попряталась по укрытиям, одни только мамуты сладко улыбались своим сказочным цветным снам. По ушам их бил оглушительный гром, рядом с ними били в землю и в деревья такие страшные электроразряды, что их даже как-то неудобно сравнивать с милой уютной молнией; и сумасшедше выл ветер.

Ветер срывал с деревьев листву, валил их наземь. Почти все папоротники со своей хилой корневой системой были вырваны из почвы и умчались в свое последнее далекое путешествие. Внутренние стороны их листьев освободились от заряда еще вчера и сегодня были абсолютно безопасны. Впрочем, опасность, даже когда они скрытно ее несли, касалась только тех, чью кровь Федер несколько месяцев назад взял для анализа. Так начался "Холокаст" казнь, назначенная Федером для Аугусто с его мамутами, казнь долгая и мучительная, куда более страшная, чем взрыв вегикла в открытом космосе.

24

Аугусто очнулся от холода, сырости и дикой головной боли. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и в глаза ему било яркое солнце. Его трясло.

Сначала он подумал, что случайно заснул на пляже у себя на родине, на планете Ла-Пломба, а папа с мамой не стали его будить. Он захотел досадливо выругаться, но губы не слушались. Это привело его в чувство, и он сразу вспомнил, где находится. "Неужели паралич?" - испуганно подумал он.

Но нет. Он попробовал пошевелить руками - получилось, хотя и с трудом. Под спиной было мокро и омерзительно захлюпало, когда он попытался приподняться, обдало вонью. Он почувствовал, что лежит в какой-то луже, и поднял голову. Вокруг копошились просыпающиеся мамуты. Собрав все силы, он поднялся. Голова просто раскалывалась.