Камилла Агаева - Граница Света

— Спрашивай, — она пожала плечами.

— Какие у тебя отношения с Голдфилдом?

— Это допрос? — Лилиан усмехнулась.

— Нет, — Садри покачал головой. — Я просто спрашиваю.

— В таком случае, это мое личное дело. А почему тебя это так интересует?

— Ты внесла за него залог, чтобы вытащить из тюрьмы.

— Гарри — мой коллега. Я имею право помочь ему.

— Дело не только в залоге, — Рино помрачнел.

— Тогда в чем?

— Я дал своим сотрудникам указание следить за Голдфилдом, — признался он. — Сегодня они сообщили мне, что он был в Центральном Парке, с тобой. Я приехал туда и… Я видел, как вы целовались.

Тревис молча слушала.

— Лилиан, этот человек не принесет тебя счастья! — не выдержал Садри. — Да и тюрьма по нему плачет…

— Гарри ни в чем не виноват, — твердо возразила она.

— Интересно, кого ты хочешь в этом убедить? — уже спокойным тоном произнес он. — Ты ведь не хуже меня, знаешь, что Голдфилд — преступник.

— Откуда тебе известно, о чем я знаю, а о чем нет?

— Лилиан, я бы не говорил тебе всего этого, если бы не желал тебе добра.

— Пожалуйста, позволь мне самой разобраться со своей личной жизнью.

В это время официант принес их коктейли, и им пришлось прервать свой разговор.

— Этот Голдфилд — не совсем нормальный, — снова заговорил Садри, когда их уже не мог никто услышать. — И вообще, от всего этого дела веет какой-то мистикой.

— Какой мистикой? — Лилиан перевела на него взгляд.

— Как бы тебе это объяснить? С самого начала название вируса, «Гефестион 13», показалось мне очень странным. Я навел кое-какие справки на этого… Гефестиона.

— И что?

— Знаешь, кто такой был этот самый Гефестион?

— Знаю, — Тревис со вздохом кивнула.

— Так вот, а ты знаешь, что я видел твоего Гарри в Метрополитен Музее? Он стоял перед статуей Александра Македонского и держал скульптуру за руку!

— Гарри интересуется историей…

— Лилиан, умоляю, какая история! Этот парень — псих! У него есть один дружок, ученый. Однажды мы с моим помощником слышали их разговор на улице.

— Ты подслушиваешь чужие разговоры?! — с напускной возмущенностью спросила она.

— Это было необходимо в интересах расследования, — попытался оправдаться Рино.

— А-а, — потянула она. — Теперь это так называется. Ну, хорошо, и о чем же Гарри разговаривал со своим дружком?

Она нарочно сделала ударение на последнем слове.

— Его дружок устроил ему что-то вроде сцены ревности.

— Правда? — Лилиан не удержалась и прыснула от смеха. — Извини, — она постаралась подавить улыбку.

— Он сказал Голдфилду одну интересную фразу, — продолжал Садри. — «Ты все делаешь только ради одной цели, чтобы вернуться и быть с ним». Что бы это могло значить?

— По-твоему, это сцена ревности? Рино, ты меня поражаешь!

— Возможно, и не нет, но все равно очень странно.

— Ты просто очень хочешь засадить Гарри в тюрьму…

— Лилиан, он действительно виновен!

— У тебя нет доказательств.

— Есть.

— Добытые незаконным путем.

— Лилиан…

— Рино, уже поздно. Я хочу вернуться домой и лечь спать, — Тревис попыталась встать.

— Пожалуйста, подожди, — Садри взял ее за руку. — Я ведь даже не успел сказать тебе самого главного.

Она молча опустилась обратно на свой стул.

— Я слушаю.

— Дело еще и в том, что… — он сделал паузу — Дело в том, что ты мне очень дорога. Ты… ты очень красивая, — его пальцы сжали ее ладонь. — Сначала я думал, что это всего лишь симпатия. Но когда сегодня я увидел тебя в объятиях Голдфилда, я понял, что мое чувство намного серьезнее, чем просто увлечение.

Тревис молча слушала.

— Лилиан, мне кажется, я люблю тебя, — признался он наконец.

— Кажется? — тихо переспросила она.

— Нет, не кажется, — он покачал головой. — Я уверен.

— Рино, я… — она попыталась освободить руку, но он не отпустил ее. — Я не знаю, что сказать…

— Просто скажи, что я значу для тебя.

В ответ Тревис свободной рукой взяла свой бокал с коктейлем и сделала большой глоток.

— Я никогда не думала о тебе, — искренне призналась она.

— Значит, я тебе безразличен, — заключил Садри. — Что ж, я не буду докучать тебе своим чувством или торопить тебя. Я просто хотел, чтобы ты знала.

Лилиан машинально кивнула и снова потянулась за коктейлем.

— Кстати, я хотел рассказать тебе еще кое о чем, — снова заговорил агент, отпуская ее ладонь и прилагая все усилия, чтобы не подать виду, насколько тяжело ему было узнать о ее равнодушии по отношению к нему.

— Правда? — проговорила она.

— Да. Дело в том, что каким-то мистическим образом дело «Гефестиона 13» стало делом, касающимся моей семьи.

— То есть как? — Тревис едва не подавилась напитком.

— Я рассказывал тебе о том, что я иранец по происхождению?

— Нет, — Лилиан почувствовала, как у нее в подсознании зажегся красный сигнал тревоги.

— Я представитель пятого поколения иранских эмигрантов, — продолжал рассказывать Садри. — Мой пра-пра-прадед с семьей приехал жить в Америку много лет назад.

— И что? — Лилиан напряженно слушала.

— Когда я наводил справки на Гефестиона, я вдруг вспомнил, что мой род тоже имеет какое-то отношение к Александру Македонскому.

— Правда? — она застыла на месте.

— Да. Ты наверно сейчас будешь надо мной смеяться, но я заказал одной фирме составить мою родословную, вычислить от кого я происхожу. И знаешь, каким оказался результат?

— Нет, — Тревис покачала головой.

— Основоположниками моего рода были какой-то персидский сатрап и одна из дочерей бактрийского князя Оксиарта, родная сестра Роксаны, жены Александра Великого.

— Ты серьезно?

— Абсолютно. Я могу показать тебе письмо из фирмы.

— Не стоит, я верю, — проговорила Лилиан. — Это невероятно!

— Согласен. Учитывая, какие отношения были у Роксаны и Гефестиона…

— Не продолжай, — она перебила его. — Это безумие!

— Ты права, — он кивнул. — Это полное безумие.

Тревис допила свой коктейль и поставила стакан на стол. Она хотела что-то сказать, но неожиданно раздавшийся звонок мобильного телефона в ее сумке заставил ее вздрогнуть от неожиданности.

— Извини, — она достала сотовый и к своему ужасу увидела имя Гарри на дисплее.

Сделав глубокий вздох, она приложила трубку к уху.

— Алло.

— Привет, — до нее донесся мягкий приглушенный голос Голдфилда. — Я тебя не разбудил? Мне не спалось, и я захотел услышать твой голос.

— Привет. Нет, ты меня не разбудил.