Колин Уилсон - Паразиты разума

Но всем было ясно, что это была не та война, где кто-то мог надеяться на победу. Каждая ответная мера была ещё одним шагом на пути к взаимному уничтожению. Общее мнение о Гвамбе склонялось к тому, что он был одержим манией убийства и представлял чрезвычайную опасность как для своих людей, так и для остального мира.

Довольно странно, что никто до сих пор так и не понял, что Хазард был также безумен и опасен для человечества. В течение двух недель, пока Гвамбе осуществлял захват средиземноморских стран, Германия и Австрия проводили мобилизацию. Кейптаун, Булавайо и Ливингстон уже серьёзно пострадали от германских ракет, но согласованные боевые действия против Африки пока не велись. Когда появились сведения, что Хазард направляет пусковые мобильные установки для ракет с водородными боеголовками в Австрию, русский премьер-министр и американский президент призвали его не применять ядерное оружие. Ответ Хазарда был довольно уклончив, но все полагали, что он поведёт себя благоразумно. Но мы-то знали лучше. Также как, впрочем, и президент Мелвилл, но он предпочитал не распространяться об этом.

На ракетоплане мы долетели до Вашингтона и незадолго до полуночи уже ужинали с президентом. Он также выглядел изнеможённым и больным, но полчаса общения с нами подняли его дух. Обслуживающий персонал Белого Дома замечательно справился с организацией этого ужина на скорую руку для пятидесяти человек. Почти первым замечанием Мелвилла было:

— Не знаю, как вам удаётся выглядеть такими беспечными.

— Потому что, думаю, мы можем остановить эту войну.

Я знал, что он хотел услышать именно это. Конечно, я не добавил, что мне внезапно показалось неважным, уничтожит человеческая раса сама себя или нет. У меня вызывало раздражение снова находиться среди этих убогих, вздорных и недалёких людишек. Президент спросил, как мы собираемся остановить войну.

— Прежде всего, господин президент, мы хотим, чтобы вы связались с Центральным Телевизионным Агентством и предупредили их, что через шесть часов вы выступите с заявлением, касающимся судьбы всего мира.

— И о чём оно будет?

— Пока не уверен, но, думаю, оно будет связано с Луной.

В четверть первого ночи мы все вышли на лужайку перед Белым Домом. Небо было затянуто облаками, моросил холодный дождик. Конечно, нам это совсем не мешало: каждый из нас знал совершенно точно, где находится Луна. Мы чувствовали её тяготение и сквозь облака.

Мы уже не чувствовали усталости. Возвращение на Землю значительно приободрило всех нас. Также инстинктивно мы знали, что у нас не возникнет трудностей с остановкой войны. Вопрос был в том, можно ли уничтожить Паразитов или нет.

Наш эксперимент в космосе сослужил нам хорошую службу. На этот раз нашей опорой была сама Земля, и не было ничего проще, чем параллельно соединить наши разумы. Также Райху, Флейшману и мне уже не надо было следить за безопасностью эксперимента — худшее, что могло произойти, это разрушение Белого Дома.

Соединив разумы, мы словно опьянели от возбуждения: никогда прежде я не испытывал такого чувства силы. Я понял, что означает фраза "мы члены друг другу", но уже в более глубоком и настоящем смысле, чем прежде. Предо мной предстало видение всей человеческой расы в постоянном телепатическом контакте, способной таким образом объединять свои физические силы. Человек как таковой перестанет существовать, перспективы мощи будут бесконечными.

Мы направили свою волю подобно лучу огромного прожектора на Луну и нанесли по ней удар. На этой стадии мы не увеличивали мощность с помощью колебаний. Сам контакт с Луной был необычен: мы словно внезапно оказались в гуще толпы, самой шумной, которую когда-либо знал мир. Возмущающие колебания от Луны хлынули прямо по туго натянутому силовому каналу, протягивавшемуся между нами и спутником. Никаких шумов слышно не было, но наши разумы на несколько секунд потеряли контакт, когда нас ударила волна физического возмущения. Мы вновь соединились и напрягли свои силы против него. Луч воли обхватил Луну и почувствовал её форму, как, скажем, рука может чувствовать апельсин. Какое-то мгновение мы мягко держали её, выжидая. Затем, под руководством Райха и меня, начали вырабатывать чистую движущую силу. Казалось, что расстояние до Луны не играет никакой роли, и я сделал вывод, что наша сила столь велика, что для неё дистанция в четверть миллиона миль была всё равно что дальность броска камня. Следующие двадцать минут мы испытывали свою силу. Важно было делать это медленно, не растрачивая её попусту. Этот гигант, шар весом в пять квадриллионов тонн, спокойно висел на конце нити гравитации Земли, не в силах вырваться. Поэтому, в некотором смысле, Луна не имела веса: вся её масса поддерживалась Землёй.

Затем медленно, очень медленно, мы стали оказывать слабое давление на её поверхность — с тем, чтобы заставить её вращаться. Поначалу ничего не происходило. Мы увеличили давление, прочно упёршись в Землю (большинство из нас сочло, что сидеть будет удобнее, несмотря на мокрую траву). Также безрезультатно. Мы держали Луну мягко, совершенно свободно, давая силовым волнам возрастать самим по себе. Через четверть часа мы увидели, что добились своего: Луна вращалась, но очень, очень медленно. Мы были словно дети, разгоняющие гигантскую карусель. Как только начальная инерция была преодолена, уже ничто не могло ограничить скорость вращения, которую мы придавали Луне, не спеша повышая давление.

Но ось вращения "карусели" не была параллельна оси Земли. Наоборот, мы заставили её вращаться перпендикулярно её орбите движения вокруг Земли, или, другими словами, в северо-южном направлении.

Длина окружности Луны в этом направлении составляет около шести тысяч миль. Мы продолжали прикладывать силу, пока точка её приложения не стала двигаться со скоростью три тысячи миль в час, на это ушло чуть более пяти минут после преодоления инерционности массы. Таким образом, Луна стала совершать оборот за два часа, что во всех отношениях отвечало нашим намерениям.

Мы вернулись внутрь и выпили горячего кофе. К этому времени к нам присоединились пятнадцать ведущих сенаторов, так что зал оказался переполненным. Мы попросили их успокоиться и расселись по местам. Наши разумы были сфокусированы на Луне, с тем чтобы проверить, вызвала ли наша операция требовавшийся результат.

Вызвала. Через двадцать минут половина её участка, обычно обращённого к Земле, отвернулась от нас по направлению к открытому космосу, половина же никогда прежде невидимой поверхности повернулась к нам. И, как мы и предполагали, её вредоносное влияние уменьшилось на половину. На протяжении тысячелетий эти лучи психической энергии были направлены на Землю, теперь же они уходили в открытый космос. Замороженные в Луне жизненные силы больше не обладали активным интеллектом, и они не могли оценить ситуацию и понять, что их дом вращается. Кроме того, вращение в таком направлении усложняло их положение. Веками их внимание было направлено на Землю, вращающуюся слева направо со скоростью поверхности не многим более тысячи миль в час, теперь же обиталище пленённых сил вращалось под прямым углом к Земле. Всё это неизбежно вызывало среди них полнейший беспорядок.