Наталия Шитова - Девчонка с изнанки. Апрель (СИ)

— Беда в том, что я всё хорошо помнил, но сначала не мог понять, что именно я помню. Картинки же из памяти не покажешь, а какими словами всё это объяснять, я долго не знал. Подрос когда, кое-что уже смог хотя бы своими именами назвать. А когда со мной стал работать вербовщик, у меня в голове всё окончательно сложилось. И полёт в канале, и роды, и смерть мамы. От вербовщика я всё скрыл. А тебе не стал ничего говорить, потому что ты казалась мне ещё слишком маленькой для такой правды. Я надеялся, к тому же, что ты всё-таки приживёшься дома. Думал, потом, попозже, когда ты станешь постарше, я приду и расскажу тебе всё. А когда вернулся за тобой, понял, что поздно. Жаль, что курьерский департамент — место людное, но бестолковое. Мы могли встретиться раньше, просто не довелось, разминулись… Теперь бы не потеряться. Ты поосторожнее там.

— Конечно. Ты давай, Марек, раскочегаривай вагонетку. Поеду я.

Марек позвонил кому-то, отдал приказ о подготовке к рейсу.

— Пойдём, провожу тебя, — он пошёл вперёд.

Когда мы уже шли к вагонетке, я поинтересовалась, как дела у моих пассажирок.

— Документы прибыли, легенда реальная, безупречная. Я отправил девушек полчаса назад с надёжным человеком. Передай командору, что его близкие будут в полном порядке, — отозвался Марек.

— Слушай, интересно, а как нас на самом деле зовут?

— Так и зовут, — усмехнулся он. — На поверхности есть имя Марек. Не Марат, именно Марек. Так что я про себя решил, что у меня как раз Марат — уменьшительное. А у тебя другого имени и не было. Меня спросили тогда, как сестрёнку зовут, я ответил. Сам не знаю, откуда мне на ум пришло. Так что это я тебе с имечком удружил.

Брат подвёл меня к вагончику, приобнял на прощание, а потом захлопнул дверцу и, нагнувшись к стеклу, махнул рукой.

— И тебе удачи, бро, — прошептала я.

Через минуту я уже летела в канале. И опять не было никакой возможности полностью расслабиться. На сердце было так тяжело, что мерещилась боль на каждом вздохе.

На поверхности меня встретил уже знакомый сердитый старичок.

— А как мне теперь отсюда в Йери доехать?

— В пересменку машина людей привозит-увозит. Через полчаса как раз.

Старичок долго вёл меня наверх, но к микроавтобусу я успела. Меня ещё брать не хотели, так как я не смогла предъявить никакого подтверждения, что я имею хоть какое-нибудь касательство к базе. Пришлось предложить деньги. Водитель возмутился, потом заинтересовался, потом дал реквизиты для перевода. А когда трансакция прошла, кивнул, чтобы я залезала. Я забралась в салон, подумывая о том, стоит ли сдавать этого мелкого коррупционера начальству или нет. Очень уж он меня разозлил.

Пока ехали до столицы, я смотрела в окно на бесконечные леса, разрезанные кое-где реками и скалами, и пыталась примерить на себя мысль о том, что это… нет, не родина. Родину мне брат только что показал. Но могла бы быть родиной, местом, где я могла бы жить и не считаться человеком второго сорта. Где у меня могла бы быть настоящая семья, может быть, очень большая. И меня бы любили по-настоящему просто за то, что я у них есть. И все родственники были бы мне знакомы до мелочей, до самых невыносимых причуд, и я бесилась бы каждый раз, когда они лезли в мою самостоятельную жизнь. И брат не пропал бы на целых двенадцать лет, а был бы постоянно где-то рядом. И если его точно так же любили бы, Марек был бы счастливее, и, может быть, мы не ругались бы до хрипоты, а были просто хорошими приятелями. И я, наверное, тоже пошла бы на курьерские курсы. А куда ещё деваться, с моими-то природными данными. И работала бы в своё удовольствие, возвращаясь всякий раз домой. У меня были бы подруги и симпатичные прикольные парни-ровесники, и за одного из них я в конце концов вышла бы замуж, пустив его в большое плавание, а сама родила бы парочку детишек и водила бы их в семейный парк на набережную…

Короче, довела я себя этими слюнявыми сказками до полуобморочного состояния. Какие там прикольные парни. Срочно требуется разворот мозгов в нужное русло. Сколько раз меня жизнь учила, что нельзя ни о чём сожалеть. И нельзя хотеть невозможного, и нельзя об этом невозможном даже мечтать.

А самое смешное, что мне и о возможном мечтать нельзя. Мне бы послать подальше эту Лали с её тараканами, всё равно у неё под рукой два безупречных рыцаря, жизни свои за неё положат. Она с ними не пропадёт. Послать их всех… Забрать себе Шокера. Не бегать от него, не бить его по рукам, когда он меня обнимает, а забрать себе и не отпускать. Любить и беречь, не создавать ему проблем, не капризничать и не качать права. Просто делать всё для того, чтобы его лицо не превращалось в горестную застывшую маску, чтобы ему было, чему улыбаться. Вряд ли Лали всё это сможет. Она не плохая и не бестолковая, она просто не сможет так. А я смогу. И это возможно. И зависит только от меня, от того, протяну ли я руку к тому, к чему душа уже потянулась.

О том, что прежде, чем тянуть руку к Шокеру, надо бы его сначала выцарапать из-под ареста, об этом я даже и не думала. Словно это просто, как дважды два.

Автобус привёз меня прямо на территорию общежития курьерского департамента. Я долго стояла и размышляла, куда мне податься: в домик к ребятам или на поиски командора. Поняв, наконец, очевидную вещь, что позвонить — это куда быстрее, чем отыскать, я включила свою основную симку.

— Йан, я вернулась, — сообщила я, когда он ответил. — Все твои поручения выполнены. Всё в полном порядке. Подробности позже.

— Спасибо, — тихо поблагодарил командор. — Я знал, что ты не подведёшь.

— Для меня есть какие-нибудь новости?

— Есть. Приходи в дом на канале. Прямо сейчас.

— Я хотела к ребятам заскочить.

— Нет. Я же сказал — прямо сейчас.

Я помчалась кратчайшей дорогой на набережную.

Командора я нашла на этот раз не в спальне и не в гостиной. Он сидел на коротком крыльце позади дома, смотрел на сад и… курил. Я ни разу не видела Йана курящим, даже суррогатные гатрийские сигареты. А тут он дымил, как паровоз, и тискал в ладони обыкновенную пачку дрянных вонючих сигарет, хуже которых на изнанке и не сыскать, пожалуй.

— Где ты взял эту пакость?

— Это? Да она у меня уже лет двадцать дома в столе валялась. По молодости пристрастился на изнанке, потом бросил, а эта пачка так, на память лежала.

— И как, вкусно?

Йан подозрительно прищурился, взглянул на меня и ответил нехотя:

— Да нет, не особо. Но успокаивает здорово, сам процесс.

— Лис бы тебя понял.

— Кто такой Лис? — прищур командора стал ещё пристальнее.

— Так, парень один из группы Шокера… Ты имена и адрес запишешь или запомнишь?