Наталия Шитова - Девчонка с изнанки. Апрель (СИ)
— Мы жили здесь долго, очень долго, ну, по крайней мере, мне, ребёнку, так показалось. Наверное, несколько месяцев всё-таки прошло. Ты уже игрушки хватать начала, переворачиваться. А я, наконец, стал нормально русский понимать, — Марек ткнул пальцем в стену напротив. — Вот там, на втором ярусе, видишь, окна чуть светятся? В том помещении мы и жили, и с нами нянчились все подряд, кто свободен был. А потом нам нашли приёмную семью. Теперь я знаю всю эту кухню, как облупленную, знаю, как это делается, когда надо спасти и спрятать детей. Нашли подходящих людей, очень хорошо им заплатили и слегка пригрозили, сделали крепкие подлинные документы… И мы оказались дома. Ты неправа, тебя всё-таки любили, ты была маленькая, смешная, ты их мамой-папой звать стала, они радовались. А меня да, меня они не выносили. Уже хотя бы за то, что я им всю технику в квартире перепортил. Вот прямо всю и сразу… Дальше ты знаешь…
— Я не хочу так, Марек! Нет!!!
Я сначала вырвалась из его рук, а потом набросилась на него, будто бедняга был чем-то виноват. Я била его изо всех сил, он безропотно уворачивался, заслонялся, пытался перехватить мои руки, а я лупила по чему попало, вымещая на брате отчаяние и ужас от того, что мой мир перевернулся и взорвался.
Не было у Марата опыта сражений с чумовыми девицами, какой, судя по всему, был у Шокера, поэтому ему далеко не сразу удалось меня обезвредить. Я успела разбить ему губу и поставить фингал на скуле. И только когда измученный Марек позволил себе применить силу, ему удалось всё это остановить.
Я не плакала. Это были не слёзы, это была какая-то тупая бессильная ярость. Ярость, направленная в никуда. Я перестала махать руками, но меня продолжало трясти.
Брат затолкал меня в угол дивана, задвинул подушкой, накрыл одеялом и принёс мне полстакана чего-то прозрачного.
— Не хочу пить!
— Это не вода, это водка. Пей, а то силой волью, — пообещал он.
Я с трудом проглотила жгучую жидкость, закашлялась в подушку.
Я не ела много часов. Алкоголь ударил в мозг по прямому проводу почти мгновенно. Голова поплыла, я расслабилась, и вот тогда потекли слёзы.
— Я не понимаю, откуда такое горе, систер? — расстроенно спросил Марек, присаживаясь рядом. — Будто гатрийцы не люди? Да такие же самые, не лучше и не хуже. Узоры на них, конечно, не выписаны, но и гениталии на лбу не растут. Что ты так разошлась?
— Марек, ты не понимаешь! Я — с изнанки! Я не могу быть гатрийкой! Я ненавижу их, всё у них ненавижу! Я поверхность ненавижу!!!
— Дурёха ты моя… — вздохнул Марек и погладил меня по голове, как маленькую. — Да отчего же?
— Мне там только больно делали, понимаешь?! Я десять лет мечтала сюда вернуться!.. Я здесь хочу быть! Я только здесь жить смогу! Я хочу тут залечь в какую-нибудь дыру, чтобы никто не трогал, просто пожить тихо, спокойно, год, два, никого не видеть!..
— Кирюш, так кто мешает-то? Ничего же не изменилось…
Но меня уже несло куда-то. Я хватала руки брата, которые пытались удержать меня на подушке и накрыть одеялом.
— Я хочу себе дело какое-нибудь найти! Нормальное! Обычное! Человеческое! — вопила я Мареку в лицо. — Я, наконец, замуж хочу! И ребёнка! Только здесь, а не там!!!
Марек тяжело вздохнул и покачал головой:
— Давай так сделаем. Ты сейчас поспи, а утром хорошенько подумай, где именно тебе лучше будет жить, какие документы тебе сделать. И всё станет, как ты хочешь. Никто тебя силой на поверхность не отправит. И никто, кроме нас с тобой, не знает про нас того, что я тебе рассказал. Записей о людях под прикрытием не ведётся. У нас есть доступ к полным гатрийским базам данных, ими и пользуемся. Своих записей не оставляем никогда, чтобы никто не мог отследить тех, кого мы прячем. Поэтому мы с тобой, систер, никогда не узнаем, кто мы на самом деле, кем были наши настоящие родители, почему маме пришлось бежать, и осталась ли у нас на поверхности какая-то родня. Мы этого не узнаем. Ты — девчонка с изнанки, и будешь жить так, как хочешь. А я… да считай меня, кем угодно, мне всё равно. Только знай, что я у тебя есть, и всё.
Я так вымоталась, что уже не могла даже с боку на бок повернуться.
— Я спать хочу, — пробормотала я. — Ты посиди со мной, Марек, ладно? Не уходи никуда…
— Да куда я уйду… — вздохнул он. — Вон, на стуле подремлю. Спи, девчонка с изнанки.
13
Я стояла у оконного стекла и смотрела на окна второго яруса напротив через платформу. Так вот ты какая, моя малая родина. Кто бы мог подумать… Тайная пещера в скале.
Открылась дверь, раздались шаги Марека. Рука брата мягко погладила меня по спине.
— Извини, пришлось убежать по делам. Ты как?
— Нормально. Я там у тебя заморозку последнюю сожрала.
— Ничего, я сегодня пополню запасы. Мне привезут.
— Как отправлять меня будешь? Отсюда? Или у вас тут и вертикальная шахта есть? Если что, могу прыгнуть, сберечь вам электричество.
— Ты уверена, что хочешь этого?
— Чего? — я повернулась к брату.
Он развёл руками:
— Ну… Снова туда возвращаться?
— Не только у бывшего наёмника Тайлера есть обязательства. У бывшей наёмницы Апрель их тоже хватает, и все они там, на поверхности. Так что снаряжай свою телегу. Поеду я… на родину.
Марат тяжело вздохнул.
— Не прощу себе, что решился тебя взбаламутить.
— Знаешь, бро, ты просто мне в следующий раз поменьше наливай. Ты здорово рисковал, я вам тут могла всю электронику заглушить, и пластины эти не помогли бы. А уж наговорить, того, что и в мыслях никогда не было, это я по пьяни могу, ещё как. Забудь всё, что я вчера орала. Вот просто — забудь!
Он недоверчиво взглянул на меня.
— Забудь, я сказала!
Марат коротко вздохнул и кивнул:
— Хорошо, я забыл.
— Марек, мне обязательно надо быстро вернуться. Там остались пятеро, которые мне сильно не безразличны. Они все в опасности. Их бы всех надо сюда, к тебе в клиенты. Но это уж как получится, а для начала мне надо хотя бы быть там и знать, что происходит.
— Вот удивлялась, зачем мне это всё надо… — хмыкнул он. — А сама-то…
Я обняла его и поцеловала, коснулась пальцем ссадины на губе.
— Извини, что поколотила тебя. Со мной такое бывает. В следующий раз не жди, пока прибью, принимай меры сразу.
— Это моя вина. Я почему-то решил всё на тебя сразу вывалить…
— Правильно решил. Нельзя о таком одному знать. Нельзя скрывать. Только не от меня. Я же у тебя тоже есть, правда?
Марат улыбнулся:
— Я всегда верил, что тот ботинок когда-нибудь вырастет и станет человеком.
— Слушай, а почему ты молчал? Почему ты ушёл из дома и ни разу не попытался мне ничего рассказать?! Как же так?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});