Великие научно-фантастические рассказы. 1960 год - Кордвейнер Смит
Не теряя времени, он направился прямо к Уолтерсу.
Для начала его внимательно осмотрели с головы до ног. Вид у Уолтерса был взвинченный. Он взял сигару из коробки на столе и засунул в рот незажженной.
– Полночи я говорил себе, что не все можно потребовать от человека за деньги. Но мы должны были это сделать. С тобой все в порядке?
– На данный момент.
– У меня в соседнем кабинете врачи и медицинские техники. Ты хочешь повидаться с ними сразу или попозже?
– Сразу.
Битый час совершенно голый Джим вставал, ложился, смотрел на яркий свет, морщился, когда ему в руку вводили полую иглу, сдавал выделения на анализ, сидел с приклеенными к коже электродами, пока не получил итоговые заверения, что с ним все будет хорошо. Он оделся и снова оказался в кабинете Уолтерса.
Тот сочувственно посмотрел на Джима.
– Как ты себя чувствуешь?
– Помираю с голоду.
– Я пошлю за завтраком.
Уолтерс щелкнул селектором, отдал распоряжение и откинулся в кресле. Раскурил-таки, наконец, сигару, выпустил дым и спросил:
– Ну, рассказывай, что с тобой было?
Джим начал рассказ со вчерашних событий и закончил тем, как вырулил на дорогу сегодня утром.
Уолтерс слушал, сдвинув брови, и лишь время от времени затягивался сигарой.
Принесли завтрак – яичницу-болтунью с канадским беконом. Уолтерс встал и рассеянно смотрел в окно на проезжающие внизу автомобили. Джим сосредоточенно жевал, а потом отодвинул тарелку и откинулся на стуле.
Уолтерс затушил сигару в пепельнице и закурил новую.
– Дело серьезное. Ты и в самом деле отчетливо помнил подробности всех шести жизней?
– Хуже того, я помнил все свои эмоции, все увлечения. В первой жизни, например, у меня был собственный бизнес.
Джим замолчал, возвращаясь мыслями к «пережитому». Воспоминания постепенно снова сделались отчетливыми.
– Одного из моих людей, к примеру, звали Харт. Худой, ростом около пяти футов семи дюймов, с черными волосами, коротко стриженными при нашей первой встрече. Харт был прирожденным актером. Он мог сыграть любую роль. И дело не в выражении лица, оно почти не менялось. Менялись его манеры. Он мог шагнуть в двери отеля так, что коридорные бросались к его багажу, а портье вытягивался в струнку. Таким важным он казался. А мог зайти неуверенно, оглядываясь и моргая, расспрашивать о чем-то коридорных, ссутулившись прошаркать к стойке регистрации и получить безжалостный отказ. Или, опять-таки, мышкой прошмыгнуть через лобби и раствориться в воздухе так, что никто его не заметит и не вспомнит. Какую бы роль Харт ни играл, он жил в ней. И поэтому был бесценен.
Уолтерс слушал с напряженным вниманием и даже вынул сигару изо рта.
– Ты хочешь сказать, что Харт – этот воображаемый человек, – он для тебя реален? Настолько же, как я?
– Вот именно. И не просто реален, он мне нравился. Но были и другие, более сильные привязанности. У меня была семья.
– И она тоже казалась настоящей?
Джим кивнул.
– Я понимаю, что это похоже на сумасшествие.
Уолтерс сострадательно покачал головой.
– Нет. Во всем этом появляется смысл. Теперь я понимаю, почему та девушка из больницы сказала врачу: «Ты даже не существуешь». Тебе не больно говорить об этих «жизнях»?
Джим замолчал, взвешивая ответ.
– Нет, пока не вдаешься в детали личного характера. Но я не могу описать, насколько это больно, когда воспоминания о шести жизнях одновременно кружатся в твоей голове.
– Представляю себе. Ну хорошо, давай проследим часть этих воспоминаний и посмотрим, насколько далеко заходят подробности.
– Окей. – Джим кивнул.
Уолтерс взял блокнот и ручку.
– Начнем с твоего бизнеса. Как ты назвал фирму?
– «Колдер и партнеры».
– Почему?
– Звучит представительно, хорошо смотрится на визитках или бланках и не говорит ничего конкретного.
– А какой у тебя был адрес?
– Четвертая Северная улица, а до того – Сто двадцать шестая.
– Сколько человек на тебя работало?
– В самом начале только Харт и еще один парень по имени Дин. В конце их было двадцать семь.
– Как их звали?
Джим назвал всех, одного за другим, без единой запинки.
Уолтерс пораженно заморгал.
– Назови еще раз, только помедленней.
Джим повторил весь список.
– Прекрасно, а теперь расскажи о них.
Джим описал каждого, добавляя все новые подробности по просьбе Уолтерса, и ко времени ланча большая часть блокнота была заполнена.
Они перекусили, и оставшуюся часть дня Уолтерс потратил на расспросы Джима о его первой «жизни». Потом они заказали стейк и картофель фри в кабинет. Уолтерс молча жевал, а потом вдруг спросил:
– Ты хотя бы отдаешь себе отчет, что ни разу не сбился?
Джим удивленно посмотрел на него.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Попроси меня назвать имена моих сотрудников за все времена, и я смогу вспомнить не каждого, – объяснил Уолтерс. – Далеко не каждого. Ты помнишь свою приснившуюся жизнь до мельчайших деталей, и я никогда не сталкивался с такой абсолютной памятью.
– В этом и проблема. Я бы с радостью все забыл.
– Ты когда-нибудь рисовал? – внезапно спросил Уолтерс. – То есть в реальности. Я спрашиваю, потому что в одной из этих «жизней» ты вроде бы был знаменитым живописцем?
– Рисовал немного, еще мальчишкой. Хотел стать художником.
– Ты не мог бы заглянуть ко мне домой сегодня? Хочу посмотреть, умеешь ли ты на самом деле обращаться с кистями.
Джим кивнул.
– Хорошо. Попробую с удовольствием.
Они поехали вместе, и дома Уолтерс достал набор красок в запылившемся деревянном футляре, установил мольберт и натянул большой холст.
Джим замер на мгновение, вспоминая, а потом взялся за кисть. Как и всегда, все эти годы, он с головой ушел в работу и рисовал то, что уже рисовал прежде. А потом продал за хорошие деньги. И картина того стоила. Внутренним взором он все еще видел модель и работал быстрыми, точными мазками.
Наконец Джим отошел от мольберта.
«Моя леди в голубом» была приветливой семнадцатилетней девушкой. Она улыбалась с холста, готовая в любой момент рассмеяться или помахать рукой.
Джим обернулся, и на секунду комната показалась ему незнакомой. Но потом он вспомнил, где находится.
Уолтерс долго разглядывал картину, потом посмотрел на Джима и сглотнул. Бережно снял холст с подрамника, натянул вместо него другой, прошел через комнату и поднял большую кованую напольную пепельницу с рукоятью в виде скачущей лошади.
– Теперь нарисуй вот это.
Джим внимательно рассмотрел пепельницу, подошел к холсту, поднял кисть и замер в нерешительности. Он не знал, с чего начать. Нахмурившись, Джим мысленно вернулся к первым своим урокам.
– Что ж, попробуем, – сказал он и обернулся. – У тебя случайно нет чертежной бумаги?
– Подожди минутку.
Джим прикрепил поверх холста лист бумаги и принялся методично наносить на него контуры пепельницы. Это было непросто, но он все-таки справился и с торжествующим видом посмотрел на рисунок.
– А копировальная бумага у тебя есть?
Уолтерс сдвинул брови.
– Есть, угольная.
– Отлично.
Уолтерс достал копировальную бумагу. Джим подложил ее под первый лист, закрепил и тщательно обвел контур карандашом. Потом снял бумагу и принялся рисовать. Наконец, утомленный и покрытый потом, он отступил от мольберта.
Уолтерс взглянул на
