Петер Жолдош - Возвращение «Викинга»

Я знал, что услышанное сейчас обращение записано на Земле, в Центре Космических исследований, и заложено в систему компьютерного обеспечения связи. И все равно этот голос успокаивал. Обманчивый эффект живого человеческого голоса. Центр управления кораблем, именуемый «мозгом», все свои команды, все обращения произносил голосом популярного киноактера геовидео. Тонкий психологический расчет проектировщиков, рассчитанный на случай внезапной аварии, когда паника неподвластна разуму. Где же Лена? В каком отсеке застала ее беда? Я, как заведенный, звал ее по каналу общей связи. Бесполезно. Попутно я обращался к другим сотрудникам. Ни одного отклика! Мысль о том, что я остался один, казалась невероятной! Этого не может быть! Не должно быть!

Канал связи включался через определенные промежутки времени и задушевно перечислял повреждения — их оказалось очень много. Тем же голосом «мозг» сообщал о корректировке курса, для этого включались двигатели коррекции. Их тяговые усилия вызывали гравитацию. Меня в таких случаях бросало на стенку. При таком масштабе разрушений просто удивительно, как сохранился «мозг», тон которого излучал спокойную уверенность проникновенным голосом актера геовидео. Именно это меня и раздражало. Я не сомневался в размерах катастрофы. Времени было у меня немного. Надо что-то предпринимать.

От носовой части корабля, где смонтирована система жизнеобеспечения, я был отрезан анфиладой разрушенных отсеков. В них господствует смертельный космический холод, а главное — космический вакуум. Я не смогу без скафандра пройти в носовую часть корабля. Скафандры, сложенные в гардеробе у первого входного люка, также были вне моей досягаемости. Что же делать? На ощупь добрался до люка и вошел в соседний отсек. Стало труднее дышать. А что, если воздух на исходе? Разделю участь Лены и остальных членов экипажа? Велика ли разница — погибнуть от удушья или от внезапной разгерметизации! Лена погибла. Экипаж погиб. На чудо я не надеялся. Временами меня охватывало такое отчаяние, что хоть вой. Тишина в мертвом корабле, или почти мертвом, утвердилась космическая, и я перестал прислушиваться к чему-либо. Наверное, потому я не сразу обратил внимание на тихий стон, доносившийся по переговорному устройству. Я громко позвал, прислушался — ответа не последовало. Кричу в аппарат во весь голос, а в ответ лишь негромкий стон, бессильный превратиться в нормальную речь. Кто-то ждет помощи. Может, Лена? Мысли лихорадочно роились в голове в поисках выхода.

…Это было мое первое космическое путешествие. Теперь я знал, что и последнее. Мое положение осложнялось тем, что я, как и Лена, не был членом космического экипажа. Мы — геологи, сотрудники Центрального Горного Музея. Наше участие в нынешней экспедиции было продиктовано недостаточностью результатов предыдущих исследований. В программу нашей подготовки не входило изучение всех систем «Электры», нашего огромного космического дома, в лабиринтах, в бесчисленных переходах которого я так беспомощно мечусь. Вход в отсеки, в лаборатории, в навигационные помещения, в жилые каюты открывался с продольных переходов. По переходам, узким и состоящим из одних углов, нелегко было передвигаться даже при ярком освещении. Что же говорить о непроницаемом мраке, затопившем внутренность корабля из-за аварии!

В момент аварии я находился в одной из лабораторных комнат — они же и склады. Под лабораторными отсеками располагался энергетический. Мне, естественно, туда не нужно. Во что бы то ни стало, я должен выбраться в носовой отсек. Лена, вероятнее всего, находится там. Я отчаянно верю, что слышал ее стон. Во что бы то ни стало я должен быть рядом с нею. Вот если бы хоть немножечко света. А так… я ориентируюсь в переходах корабля хуже некуда. Вообще о космических кораблях я знаю столько же, сколько знает средний читатель научно-популярных журналов. Согласитесь, в моем положении этого крайне недостаточно. Я продвигался, с трудом нащупывая дорогу, открывая люки один за другим. И ничто не указывало, что я иду правильно. Невесомость сделала бессмысленными понятия «верх» и «низ». Я мог в какой-то мере полагаться на неуверенные «налево» или «направо». Не знаю, сколько прошло времени, но я решил связаться с «мозгом». Попросил сообщить, двери каких кают, люки каких отсеков заблокированы по аварийным соображениям? Точные и в то же время многословные ответы «мозга» помогли мне. Многословие раздражало — каждый раз ответы и сообщения «мозга» начинались бессмысленным «Внимание!..» И вся информация повторялась дважды.

Мне удалось добраться до двух верхних отсеков. «Верхние» в условиях невесомости — понятие относительное. Это те, что находятся в носовой части ракеты. Я столько открыл люков и дверей, столько выслушал автоматических разъяснений «мозга», что окончательно запутался. Прежде, чем открыть дверь новой каюты, мне следовало плотно закрыть дверь предыдущей. В полном мраке я ошибался и открывал только что закрытую дверь, и тогда шел в обратную сторону, пока не обнаруживалась ошибка. Господи, сколько же этих кают на корабле!

Наконец, в одной из открытых дверей я увидел слабый проблеск света. Так светятся люминесцентные индикаторы скафандров. Скафандр! Когда я потерял уже надежду на какой-то исход, передо мной возник скафандр, и я почувствовал себя полководцем, выигравшим рискованную битву. Я втискивался в это сложнейшее изделие с такой поспешностью, с такой нервозностью орудовал ключами, дергал «молнии» и нажимал на защелки, что в какой-то миг засомневался: вдруг что-нибудь сделано не так! Заключительные операции влезания в скафандр я проделал осторожнее и успокоился только тогда, когда на затылке защелкнулся замок шлема и одновременно загорелась лампочка. Ее лучи бросили резкие тени на стены кабины.

Теперь я знаю, куда идти. Я вижу, куда иду. Заминка вышла, когда я открыл шлюз в проход перед последним отсеком. Я не обратил внимания на тончайший слой инея, осевшего на металлических деталях шлюза. А это означало, что за люком царит космический холод и коридор разгерметизирован. Как только я надавил на люк и он резко, пожалуй, даже слишком резко подался наружу, какая-то сила вырвала меня из каюты, в которой я одел скафандр, и швырнула меня в хаос разрушенного перехода. Вокруг меня взвихрились куски защитного пенопласта, оборванные кабели оплели меня, как щупальца осьминога. Мое хваленое самообладание в этой неимоверной мешанине испарилось в единый миг. К счастью, длилось это недолго. Психологически я был готов к любым неожиданностям. Время для их преодоления сокращалось. Сейчас любой открываемый мною люк может преподнести какой-нибудь сюрприз. Я осторожно переберусь через разрушенный проход к носовой части «Электры» и… кто знает, какое зрелище откроется мне за первой же дверью. Хорошо, если это будет рваная обшивка, покромсанная изоляция, перепутанные кабели и провода. А если вздувшиеся тела моих погибших товарищей?