Иван Наумов - Безрыбье

— Только… — одно «но» так и не дает мне покоя, — только пообещай мне…

— Что, малек? — Север садится на перила и привлекает меня к себе.

— Уже скоро, уже совсем скоро, я чувствую… Я должна буду отпустить Дилейну.

Он удивленно приподнимает брови. Я знаю, что северяне совсем по-другому смотрят на рыб, для них они слуги. Бывает, северянки до самой старости держат своих рыб при себе, предпочитая спокойную жизнь семейному счастью. И для меня очень важно сразу дать понять Северу, что я не такая, что Дилейна — часть моей души, а не домашняя прислуга.

— Хочешь секрет? — шепчу я ему прямо в ухо. — Хочешь, открою свою самую-самую главную тайну?

Север смеется, старается сделать серьезное лицо, кивает.

— Я думаю… — его ухо вдруг отвлекает мое внимание, я обвожу его кромку кончиком языка и тихонько кусаю за мочку. — Я думаю, Дилейна станет Матерью-Рыбой!

Говорю это, а сама так боюсь, так боюсь, что не увижу в ответ ничего, никакого отклика!

Но Север сжимает меня крепче, молча целует в губы, и это лучше слов, в руках и губах куда больше правды…

…Мы летим над волнующимся морем — как на качелях, в широких длинных сетках, перекинутых через спину Дилейны. С собой у нас лишь деревянный ларец, заполненный попрыгушачьей икрой — талисман пропускает из мира в мир только один предмет за раз. Мы снова вдвоем, совсем-совсем, до горизонта, и хочется длить это время.

Но в какой-то момент Север прикладывает руку к груди, горизонт распадается на две вздыбившиеся полосы, и мы проскальзываем между ними.

Я оказываюсь позади Севера, обнимая его спину раздвинутыми коленями. Мы не летим, мы скользим с невероятной скоростью вдоль земли по твердой серой раскатанной тропе.

Север издает победный клич.

Наши головы спрятаны в круглые металлические шапки, тела скрыты под обтягивающей одеждой из чего-то, напоминающего рыбью кожу, но гораздо более плотного.

Дилейна изменилась до неузнаваемости — будто иссохла до скелета. Север держится за костные наросты на ее лбу. Нижние плавники Дилейны склеились в два черных круга под брюхом. Они движутся так быстро, что не уследить глазами.

Тропа, по которой мы плывем, шире площади перед дворцом островодержца и разделена пополам невысоким металлическим забором. С обеих сторон загородки плотным косяком идут рыбы самых разных форм и расцветок, но ни одна не напоминает Дилейну.

На горизонте прорисовывается неровный контур гор. Лишь несколько минут спустя я понимаю, что это не горы, а огромные, как колонии рачков на коралловом рифе, дома.

Ни слева, ни справа, ни впереди не видно открытой воды. Как я и предсказывала…

Рыбы вокруг нас скользят и скользят вперед, иногда расходясь потоками в разные стороны, иногда из нескольких потоков сливаясь в один.

— Север! — кричу я, но мое лицо закрыто от него хрустальной пластиной. — Север, они неживые!

Но он не слышит, едва успевая огибать металлическую нежить.

Мне страшно, и все равно любопытно. Эя Мистеза во многом напомнила мне Аталану, но здесь, на Земле, все оказалось настолько другим, что это не укладывается в голове.

До глубокой ночи Север пытается найти Артура, но одного имени недостаточно. Среди тысяч человек попадается множество Артуров, но всё не те.

Белые попрыгушачьи икринки, собранные нами для этого путешествия, похоже, вообще не в ходу, их нельзя обменять даже на мелкие ракушки.

Север злится, Север негодует, он не привык к поражениям. Мы сидим на Дилейне, голодные и усталые. На улице зажглись огни. Рыб вокруг не стало меньше.

— Может быть, вернемся? — робко спрашиваю я.

Пусть Северу хватит рассудительности, чтобы понять: без знакомых и без ракушек в непонятном чужом городе мы не сможем даже переночевать!

Но в этот момент по дороге мимо нас проезжает рыба, очень похожая на Дилейну в ее здешнем обличье. Два плавника, выступы на лбу, один сросшийся сияющий глаз.

Мы бросаемся вслед за этой рыбой, и вскоре встречаем целые косяки ей подобных. Наверное, это ночные рыбы, выбирающиеся из спокойных заводей только в темноте.

Седоки этих рыб говорят, что знают Артура, и мы долго кружим по улицам ночного города.

Наконец Дилейна встает нос к носу с такой же одноглазой рыбой.

Артур даже ночью не снимает с глаз черные пластинки. У него косматая нечесаная борода. За его спиной на рыбе сидит худая-худая северянка с запавшими глазами, руками не толще веточек и больным взглядом.

Я слышу, как бородатый Артур, смеясь, говорит Северу:

— Одним посредником меньше!

Не проходит и часа, как мы оказываемся в просторной спальне высоко-высоко в некрасивом квадратном доме. Из окон открывается вид на сверкающий огнями до самого горизонта город.

— Видишь, малек? — Север обнимает меня, встав за спиной.

Я не вижу, но согласно киваю.

Мы без сил падаем на нежные гладкие простыни, умирая от усталости. Но так и не можем уснуть, пока не насытимся друг другом.

Я не очень разбираюсь в бумагах и законах, все делает Север.

Однажды он приносит мне маленькую книжку. Я открываю первую страничку и замираю в страхе. С блестящей плотной бумаги на меня смотрит мое мертвое отражение.

Пытаюсь сказать, что плохая примета — рисовать лицо, но Север только отмахивается:

— Наши приметы здесь ничего не стоят, малек!

Они с Артуром легко находят общий язык. Бородач не любит путешествовать, и теперь мы с Севером вместо него возим в Эю Мистезу пластинки тяжелого серого металла.

— Главное, малек, — объясняет мне Север, — это найти верный товар. Обычные торговцы возят помногу и медленно. Мы — по чуть-чуть, но быстро. И очень, очень далеко. А это значит, что мы должны найти что-то очень дешевое в одном мире, но дорогое в другом. Что-то очень особенное. Сейчас для нас открыты все три мира, и этим надо пользоваться.

Я знаю, как в Аталане ценятся коралловые розы. Но зачем металлические пластины в Эе или попрыгушачья икра на Земле? Севера даже не слишком интересует этот вопрос.

Мы делаем круг, и два, и три, посещая по очереди каждый из доступных миров. Наше богатство становится почти неисчислимым. Мы создаем ракушки из ничего, из пустоты, собираем их у себя под ногами.

Прилетая на Землю, теперь мы останавливаемся в самом центре огромного города, в гостином доме, роскошью убранства сравнимом с дворцом Аглоса. Северу нравится этот город, шумный и суетливый. Вокруг нас крутятся какие-то случайные люди, друзья и знакомые Артура, ночные рыбоводы. Нас принимают как островодержцев, и Север привыкает к раболепной свите и ее льстивому поклонению.

А меня мучает то, что каждый раз на Земле Дилейна теряет себя, превращается в неразумное и как будто даже неживое существо. Когда мы возвращаемся в Аталану, она резвится мальком, в Эе хромает, как старая раненая птица, а здесь — будто ее и нет вовсе.