Анджей Зимняк - Письмо из Дюны

Я возвращаюсь к прерванному рассказу. Обезвредив всех доступных мне пауков, я сумел выключиться из транса. Меня покачивало, как после резкого подъема с кровати, но, кроме этого, все было в норме. Солнце висело низко над горизонтом: по всей видимости, я провел на ратуше несколько часов. Порывы ветра были ледяными и острыми, но я не чувствовал холода, кровь быстро пульсировала, как после больших физических нагрузок.

Я хотел сбежать по лестнице, когда увидел внизу плотный людской круг. Они все это время стояли там! Я перевесился через балюстраду и весело помахал рукой, высматривая Гудвина. Но шутливые слова застряли у меня в горле - внизу ждала неподвижная, окаменевшая толпа. Их бледные лица были сведены судорогой, на глазах - натянувшиеся веки, губы кроваво-красные, шеи раздуты набухшими под кожей жилами. Они стояли как манекены, едва заметно двигая коленями, чтобы удержать равновесие. В первом, внутреннем круге стоял Гудвин. Его лицо застыло синей отвратительной маской. Я попятился. Мне стало попросту страшно. Через железные прутья балюстрады я увидел, как в толпе осел на мостовую человек. Я хотел крикнуть, но мое горло перехватило, а грудь сдавила парализующая тяжесть. Только мгновение спустя я, крадучись, сделал шаг вперед и вздохнул с облегчением. Нет, это не Эмма. На мостовой лежал подтянувший под себя колени и свернувшийся, клубком маленький седой мужчина. Синий в закатных сумерках рынок постепенно оживал. Как после прикосновения волшебной палочки люди поочередно сбрасывали с себя оцепенение, двигались, выходили из тесного круга, вполголоса разговаривали. Затем пришел Гудвин и проводил меня вниз.

- Ты их видел? - спросил он хриплым голосом. Его лицо постепенно приобретало обычный оттенок.

Я кивнул головой, будучи не в состоянии вымолвить ни единого слова.

- И что? Ушли? Сколько их было? - Он так сыпал вопросами, что я чувствовал на своем лице капельки слюны, слетавшие с его синих губ. "Эти, внизу, ничего не знают, они только дают силу, они - только источник энергии", - подумал я.

- Десяток, может, больше, - мой голос прозвучал увереннее. - Я их перебил.

Мертвеца унесли. Тела не смогли расправить, так и осталось скрюченным.

- Почему он погиб? - спросил я, стискивая, зубы.

Гудвин пожал плечами, гримаса досады, мелькнувшая на его лице, свидетельствовала о том, что я затронул щекотливую тему. Он молча проводил меня до дому и на прощание сильно пожал руку.

- Спасибо, - сказал он сдавленным голосом. - Мы не обманулись в тебе.

Наконец-то я оказался наедине с Эммой в моей комнате.

- Кто этот человек? Это они его убили? - нетерпеливо спросил я. Она слегка поморщилась.

- Так ли это важно?

- Послушай, - сорвался я вдруг, - может, вы думаете, что это я...

- Не говори ерунды! - почти крикнула она, тоже вскакивая на ноги. - Как ты мог даже подумать, - добавила она с укором и погладила меня по щеке. Я резко отклонил ее руку.

- Ты, может, и нет, но другие...

- Никто так не думает, могу поклясться.

- Ха, поклясться...

- Просто я знаю, - посмотрела она мне прямо в глаза. - Так всегда было, вот и теперь тоже.

- Всегда?

- Да. После каждого сеанса. Всегда погибает кто-то из нас. Мы не знаем, кто именно будет следующим, почему. Возможно, это какая-то отдача, разряд. Некоторые говорят, что это дань за спасение остальных.

- Ну, знаешь, - буркнул я. - И всегда погибает один человек?

- Да, только один.

- Так кто это был? - повторил я вопрос.

- Том, портной. Хороший человек. Он умел для каждого найти улыбку и доброе слово.

- А... кто погиб до него?

- Почему ты меня расспрашиваешь? - возмутилась она.

- А это тайна?

- Джордж, - сказала она, слегка покраснев. - Он когда-то был журналистом. Спокойный человек, никому не мешал. Все писал и писал, до самого конца, как будто кто-нибудь захотел бы читать, что он там писал...

- Ладно, - прервал я ее. - А где ваш предыдущий страж?

- Выгнали. Мы не верили ему больше.

- Но это же опрометчиво. Ведь я приехал сюда совершенно случайно.

- Не все зависит от нашей воли. С ним сеансы попросту перестали получаться.

- Скажи, - придвинулся я к ней, - а почему бы вам не уехать отсюда? Не переселиться куда-нибудь?

- Думаешь, это так просто? Кто даст нам жилье и работу? На что будем жить?

- Где-нибудь найдется пристанище и для вас. А здесь эти пауки рано или поздно выпьют из вас кровь.

- Франк, везде есть какие-нибудь пауки.

- Я впервые с этим столкнулся, - не понял я.

- Над каждым человеком и над каждым обществом висит своя угроза, своя опасность, как сапог над муравейником. Так есть ли смысл жертвовать всем только для того, чтобы поменять известную опасность на неведомую?

Я замолчал, сбитый с толку. Доказывать дальше, что новая опасность может оказаться меньшей, не имело смысла, и я молча обнял ее - так закончить разговор показалось мне самым-простым.

Следующие две недели прошли спокойно. Мы с Гудвином решили выждать, пока соберется как можно больше хищников, чтобы расправиться с ними за один раз с минимальными собственными потерями. Мы оба думали об одном и том же, хотя никто из нас не говорил об этом вслух.

Вместе с другими жителями Дюны я участвовал в скромных похоронах портного Тома. Когда тяжелые комья земли забарабанили по деревянной крышке гроба, мое горло сдавила печаль. Нужно ли было ему умирать? Я много дал бы, чтобы раскрыть тайну смерти каждой из жертв. Когда мы возвращались с кладбища, на краю леса показались черные бестии. Мы удерживали их на безопасном отдалении пылающими факелами и взрывами петард. Гудвин несколько раз выстрелил из охотничьего штуцера, но пули не пробивали толстые панцири. Мы поспешно отступили. Я понял, что приближается момент решающего сражения. Кто будет следующим?

Люди стали еще более молчаливыми и напряженными, они редко и только по крайней необходимости покидали свои дома, крадучись и пугливо озираясь, пробегали по пустым улицам. Огороды заросли сорняками, в эти трудные дни никто не интересовался своим хозяйством. Даже женщины-ЭФки не всегда появлялись у меня в назначенный день, так что я мог больше времени посвятить Эмме. Сам я тоже чувствовал растущее напряжение: становился все более раздражительным и грубым. Я постоянно травил себе душу тем, что из-за меня, быть может, погиб старый Том, а вскоре погибнет кто-нибудь еще. Кто-нибудь столь же невинный.

Дорогой Артур, я уже заканчиваю. Прости за частые перескоки с темы на тему и неясность некоторых описаний, но я хотел как можно полнее изложить тебе факты, а также передать атмосферу этого странного места. Я хотел также описать, как менялось мое отношение к здешним делам и проблемам, которые стали моими в степени значительно большей, чем ты допускаешь. Тогда, после первого сражения, я не знал еще правды, хотя уже догадывался, в чем дело. Правда - великое слово. Правды нет - мы только можем субъективными оценками приближаться к равным образом субъективному среднему или удаляться от него. Ты знаешь мое мнение на этот счет. А люди таковы, что все, попавшее им в руки, обращают против себя же, быть может, не всегда, но часто.