Анджей Зимняк - Письмо из Дюны

Я решил вернуться. Сперва шел быстрым шагом, беспрестанно озираясь по сторонам, затем бежал - запекло в груди, затем снова шел на ослабших ногах. Ничего не скажешь, тихие леса! Оттуда, откуда в начале прогулки я согнал зверя или зверей, из-под ветвей смотрели на меня огромные желтые глаза. Я ничего больше не видел, все остальное тонуло в тени, в полумраке светились только эти странные, состоящие из нескольких сегментов глаза. Когда я остановился, почувствовав, что ноги налились свинцом, все исчезло. Только тихий шорох, как будто дуновение ветра качнуло верхушки сосенок в перелеске. Может, это страх подсовывает мне странные видения? Край леса был рядом. Валясь с ног от усталости, я подбежал к работающим на своих огородах жителям Дюны. Еще никогда в жизни я не желал так страстно быть среди людей.

Как видишь, Артур, описанное происшествие трудно отнести к приятным, но это было только начало. Ты, вероятно, догадываешься, что с этого дня я отказался от лесных прогулок.

Вечером пришла Эмма. Я еще не пришел в себя и, собственно, злился на самого себя за трусость. Бежать как ребенок от какого-то лесного зверя! Ведь всем известно, что крупные хищники в северных лесах давно вымерли. Сам не знаю, почему, но я ее впустил. Она осторожно сняла просторный плащ и ополоснула руки в миске с дистиллированной водой. Она ничем особенным не выделялась. Узкое лицо, серые волосы с сединой, стройная, скорее даже худая фигура. Кожа вся в пятнах. "Как и моя", - подумал я, продолжая валяться в постели, что было не слишком-то учтиво.

- Господин Франк, - сказала она с усилием, опустив голову так, что я не мог видеть ее лица, - я хочу просить вас об услуге.

- Дров, что ли, нарубить?

- Не надо надо мной смеяться, - попросила она, умоляюще взглянув на меня. Такие глаза на простоватом, в сущности, лице!

- Ну, хорошо, - сел я на кровати, - но вы ведь ЭНка. Это издали видно по вашей карточке.

- Да, - сказала она тихо, - но... это неправда. Теперь уже все иначе.

Я криво улыбнулся. Мне приходилось говорить с сотнями таких женщин, ни одна из них не могла удержаться от безнадежных и унизительных попыток. Для них вся жизнь заключалась в материнстве, без него их существование теряло смысл. К сожалению, история знает лишь единственный случай, когда из скалы в пустыне после удара посохом брызнула вода.

- Дорогая Эмма, - я старался не ранить ее своими словами, - напишите заявление на переквалификацию. Достаточно раз обследоваться.

- Я уже написала, - ответила она тихо.

- Ну и прекрасно! Потерпите...

- Мне велели прийти через восемь лет! - В ее больших глазах появился блеск.

Я устало откинулся на подушки. Да, я знал эти дела. Из десяти тысяч заявительниц лишь одна способна была рожать.

Повторные исследования попросту не имели смысла, врачи нужнее были в других местах.

- Я устал сегодня, поймите меня правильно. Я ничего не могу для вас сделать, - я заставил себя произнести эти слова, зная, что убиваю этим ее последнюю надежду. - Может... хотя нет, это бессмысленно. Поверьте, я вам искренне сочувствую. Вы... играете на каком-нибудь инструменте? Или, хотите, я пришлю вам несколько книг?

Скрежетнула щеколда, и легкие туфельки простучали по лестнице. Я даже не поднял головы - знал, что остался один. Улегся поудобнее, но сон в этот вечер не скоро пришел ко мне.

Через два дня я буквально налетел на нее на улице, когда она выскочила из дистилляторной с полным ведром воды. Ее отшвырнуло в сторону, ведро перевернулось, вся вода разлилась. Бормоча слова извинения, я поднял ее, затем наполнил ведро свежей, еще теплой водой. Когда мы шли через рынок, я пригласил, эту несчастную женщину к себе на чай.

Она вся дрожала, когда я расстегивал ей блузку. У нее было стройное, худое тело, кожа на груди, животе и бедрах почти без пятен, сухая и шершавая на ощупь. Эта шершавость показалась мне неожиданно приятной, кожа не была липкой, но горячей и как бы обсыпанной мелким морским песком.

Потом, когда мы пили обещанный чай, в этой улыбчивой женщине с искрящимися глазами невозможно было узнать поникшую, грустную Эмму. Я толкнул ее в плечо, подмигнув:

- Ну, так как там на самом деле было с этой дистилляторной?

Ее смех напоминал звон колокольчиков.

- Я ждала минут тридцать, пока ты, наконец, вышел за водой...

- Приходи завтра... нет, завтра я работаю с Элизабет. Тогда послезавтра. А на завтра возьми это, - я протянул ей ампулу.

- Не надо, - отклонила она мою ладонь, обхватив ее маленькими тонкими пальцами, - я лучше приду послезавтра.

Вот так было с Эммой, Артур. Ты мне можешь не поверить, но мой нерациональный порыв пошел на пользу человечеству - она действительно забеременела. А я... я с самого начала чувствовал, что очень нужен ей. Это прекрасно - быть кому-то нужным, нужным настолько, что заменить тебя никем нельзя. Возможно, именно поэтому я вдруг ощутил, что и Эмма нужна мне и что я не могу уже обойтись без нее. Это и есть то, что называют любовью, Артур? Ты чувствуешь то же самое по отношению к своей Терезе? Наверно, я смешон, глупо спрашивать о таких интимных вещах, но ведь до сих пор я был всего лишь орудием, никого не интересовало, что мне нравится и могу ли я полюбить.

Продолжая рассказ, я хочу описать тебе драматические события, разыгравшиеся в Дюне в середине августа. Именно тогда вышла на свет причина, по которой меня задержали в городке. Я полностью осознаю значение этих событий и хотел бы, чтобы ты тоже отнесся серьезно к тому, что я тебе расскажу. Думаю, ты сам сможешь решить, что и кому следует сообщить об этом, я тебе полностью доверяю.

В один прекрасный день Гудвин взял меня с собой на прогулку. Мы шли по узким, пустым улочкам, обходя островки трав и репейников. Разговор не клеился, мы чувствовали, что каждый из нас не говорит о том, что на самом деле его интересует. Я хотел уже сказать, что в ближайшее время хочу уехать из Дюны и забираю с собой еще кое-кого, как вдруг мы вышли к рынку. Вокруг одиноко торчащей башни ратуши столпилось несколько десятков жителей Дюны. Один из них заметил нас и крикнул что-то остальным. Тут-то я понял, что мы оказались в этом месте не случайно.

- Идем к ним, - сказал Гудвин, взяв меня под руку, - они нас ждут.

- Зачем, - инстинктивно отшатнулся я.

- Увидишь. Я хотел тебе сказать об этом раньше, но... это не так просто. Лучше если ты сам все увидишь.

- Вы сегодня говорите загадками. Может, скажете хотя бы, зачем они там стоят?

- Ждут. У нас сегодня собрание.

- Ага. И... есть какой-то особый повод?

- Повод всегда найдется, - ответил он уклончиво, жестом приветствуя собравшихся.

Гудвин ступил на узкую лестницу, ведущую к верхушке башни, и потащил меня за собой. От обросших мхом каменных стен тянуло сыростью. Сверху люди напоминали стадо уток. Увидев нас на ратуше, они рассыпались и образовали у подножья башни довольно-таки правильное кольцо.