Иван Афанасьев - Астральные битвы Второй Мировой

Густав Кроткий нарисовал на полу пятиугольник извлеченным из саквояжа кусочком древесного угля. Он попросил всех встать в углы пятиугольника, взявшись за руки. В центре алхимик установил небольшую глиняную плошку, расписанную спиралями. Он налил в нее масла из особой бутылочки черного стекла, высыпал в масло порошок из шкатулки и вставил в плошку фитиль из просмоленной веревки. Алхимик зажег фитиль и принялся читать заклинания на неведомом языке.

Стоявшими в углах людьми овладело странное оцепенение. Над плошкой поднялся и сгустился дым, Густав нараспев читал заклинания, и дым уже окутал весь кабинет. А потом дым рассеялся, и все увидели посредине пятиугольника столб яркого света. В нем было видно, как по людной улице шел человек. По лицу — типичный еврей в рабочей спецовке. Доктор алхимии прекратил читать заклинания и проговорил по-немецки:

— Запомните его, это — Шмель. Сейчас он в Дрездене. Вы, четверо, отныне увидите его и узнаете в любом месте. Его искусство против вас бессильно.

Затем Густав произнес одно слово, которое ни Хойзель, ни кто другой не запомнили, и световой столб погас. Оцепенение, владевшее присутствующими, понемногу исчезло. Алхимик собрал свои вещи и молча ушел, не попрощавшись. На следующее утро четыре группы гестаповцев, во главе которых стоял кто-либо из видевших Шмеля, прочесывали центральные улицы Дрездена. Удача улыбнулась Зигфриду. Он вышел из машины тайной полиции немного сзади быстро шагающего Шмеля, догнал того и оглушил ударом по голове.

Каббалиста взяли, и даже начали допрашивать. Вначале, пока он не полностью пришел в себя, удалось добиться нескольких признаний. Самых начальных: кто, откуда, на кого работает, какое выполняет задание. Затем каббалист полностью пришел в себя и остановил свое сердце.

Его имя никому ничего не сказало. Он происходил из польских евреев, но местечко, в котором родился Шмель, ныне находилось под властью Советского Союза. Что исключало возможность выявить его родственников и связи. Действовал он в интересах доселе неизвестной еврейской организации, спасая избранных своих соплеменников. Обыскали его квартиру в Дрездене. Обнаружили обычные предметы практикующего каббалиста — и никаких документов.

Рассказ Хойзеля заинтересовал Фрица серьезнее, чем он проявил это перед штандартенфюрером. Густав провел обычный обряд вызывания духов, причем духов светлых, из высших миров. Так, во всяком случае, этот обряд описывался Псевдо-Манефоном. Зачем? Ясно же, что обряд не действует, что сила Густава Кроткого состоит не в произнесении заклинаний и не в умении начертать пентограмму. Похоже, доктор алхимии счел нужным утаить истинные методы своей работы.

Подтверждало такое предположение и дальнейшее его поведение. Он больше не помогал людям Хойзеля, которые сбились с ног, отыскивая других враждебных гипнотизеров: Ящера, Тополя, Слона, Фантома, Китайца. Были еще и другие, но для вышеперечисленных удалось установить особенности их стиля действий.

Отпуск не рассеял подавленности Фрица. Страна, ликуя, праздновала капитуляцию Франции, военная форма вызывала всеобщее уважение. Но гауптфюрер Раунбах никогда формы не носил. Родители его встретили радостно, у братьев и сестер все обстояло благополучно, но он не чувствовал себя дома. Тянуло к своим, к посвященным. Скучны были разговоры о том, кто как живет, про обеды, карьеру родственников. Фриц уже понимал, что истинная власть принадлежит совсем не тем, кто занимает официальные посты, и совсем не тем, у кого больше денег. То, что принимает обыватель за власть, обычно всего лишь ее отражение.

В Тибете рассуждали иначе — настоящая власть и величие незаметны, они не нуждаются в украшениях. Прожив в Азии больше года, Раунбах научился понимать проявления истинной власти. Человек, излучающий свою силу так, что ее ощущали все, с ним соприкоснувшиеся — вот кто достоин власти. Кого мог счесть великим Фриц теперь, когда у него открылись глаза? Фюрера, рейхсфюрера Гиммлера, и — Густава Кроткого. Причем по-настоящему боялся Раунбах только последнего из них. И этот страх являлся истинной причиной его подавленности.

Вернувшись на службу, он обнаружил, что страх испытывал не только он. Заглушая страх, накачивал себя шнапсом Зигфрид. Отводили глаза и опускали головы все гипнотизеры, едва упоминалось имя алхимика. Только Хойзель относился к алхимику спокойно.

— Мы, арийцы, люди грубые, сильные. Нас всякими мистическими штучками не запугаешь. Ты только после Тибета стал таким же нервическим типом, как и твои подопечные. Думаю, пора тебе встряхнуться, в настоящем деле поучаствовать, продырявить шкуру врага доброй порцией свинца. Как раз есть подходящее для тебя задание.

Штандартенфюрер рассказал, что несколько посланных в Англию тибетских магов должны были обеспечить нейтралитет островного государства. Их целями являлись политики из верхушек обоих партий. Но тибетцы не смогли добиться успеха.

— Нашлись в Англии мастера астрального света — так вы говорите? — которые нейтрализовали их полностью. Тибетцы чувствовали, что их воздействие не достигает нужных людей. Рассеивается в пустоте, — как они доложили. Когда Англия вступила в войну, мы их отозвали.

Фриц задумчиво кивнул:

— На островах еще в древности была создана скрытая мудрость, которую поддерживали жрецы-друиды. Письменных следов они не оставляли, мы многого о них не знаем. Тибетцы живы?

Штандартенфюрер уныло подтвердил:

— Да, живы, к сожалению. Двое остались в Англии, до них дотянуться невозможно. Один уехал в Испанию, но там он очень подружился с полицией, и нам его не выдадут. Даже просто убить его нельзя — вдруг обнаружится наше участие? Это очень повредит отношениям с генералом Франко.

Разумеется, Хойзель умолчал об одной из наиболее тщательно охраняемых тайн рейха — поисками Священной Чаши Грааля, предпринятой в Испании под руководством Отто Скорцени. Попутно тот выполнял и другую задачу — поиск и уничтожение тибетца. И в обоих случаях Скорцени потерпел неудачу.

— Тогда выманить его в другую страну, где у него не будет защиты, и прикончить, — предложил Раунбах.

— Вот ты это и организуешь. Использовать можешь только своих людей. Геллер говорит по-испански?

— Говорит. Но он неустойчив, подведет. — Фриц говорил уверенно, он хорошо знал Иоганна Геллера, астролога и алхимика. — При первой опасности он сляжет с нервной лихорадкой.

— Используй его втемную. Рейхсфюрер не расстроится, если при выполнении задания Геллер погибнет во славу рейха. Или, что лучше, в результате несчастного случая.

Улыбка Мартина Хойзеля не оставляла сомнений — Геллер был приговорен, приговорен в высших сферах, быть может, самим фюрером.