Н. Тасин - Катастрофа. Том I

Время от времени по рядам проносился тревожный шепот.

— Смотрите, он как будто шевелится!

— Ничего подобного! Это вам со страха показалось.

— Да нет же, уверяю вас: видите, как у него чуть-чуть бок приподымается… там, справа, метрах в двадцати ниже головы?…

Слушатели не верили, но все же инстинктивно пятились назад, норовя спрятаться в толпу.

— Для большей безопасности его следовало бы электро-кутировать! — сказал один видный депутат. — Я-то лично меньше всего боюсь, но надо подумать об ужасах, какие имели бы тут место, если б этот монстр вдруг ожил.

— Да, вы совершенно правы! — согласился стоявший рядом с ним муниципальный советник. — Можно было бы также сделать ему — на расстоянии, конечно, — вспрыскивания каких-нибудь сильных ядов.

— Нет, господа! — запротестовал находившийся поблизости президент Академии Наук. — Этого мы допустить не можем… Не можем в интересах науки… Электрический ток или сильные яды — которых, вдобавок, потребовалась бы чуть не целая тонна — могут произвести серьезные изменения в трупе и затруднить, таким образом, возможность научного исследования. К тому же, уверяю вас, он мертв, совершенно мертв — и уж не оживет…

В эту минуту говорившие были привлечены легким шумом в первых рядах.

— Простите, сударыня, но я бы вас просил не подходить слишком близко! — говорил полицейский офицер какой-то уже немолодой даме, сухой и длинной, как жердь, с фотографическим аппаратом через одно плечо и большим полевым биноклем через другое.

— Вы не можете мне запретить, господин офицер! — ответила она на ломаном французском языке.

— Сударыня, я нахожусь здесь при исполнении обязанностей.

— Я тоже нахожусь здесь при исполнении обязанностей.

— Извините, с кем имею удовольствие говорить?

— Честь имею рекомендоваться: Miss Дэзи Нортон, специальная корреспондентка Северо-Американского газетного треста, обслуживающего 278 газет в Нью-Йорке, 196 в Чикаго, 71 в Вашингтоне и пр. и пр.

— Очень рад… но…

— Я сегодня должна отправить радио в 5000 слов…

— Преклоняюсь, сударыня, перед вашей энергией, но я получил строгую инструкцию никого не подпускать к зоотавру ближе чем на десять метров.

— Почему именно на десять, а не на пять или на двадцать? Я бы хотела знать, чем власти в данном случае руководились… Ведь были же у них какие-либо серьезные соображения?..

— Сударыня…

Этот диалог стал привлекать внимание окружающих, и полицейский офицер с тревогой смотрел на напиравшую сзади публику.

— Вообще, все это странно! — продолжала мисс Дэзи Нортон. — Одно из двух: или зоотавр мертв…

— В том-то и дело, сударыня, что абсолютной уверенности у нас нет.

— Но ведь нет ничего проще, как убедиться в этом! С вашего разрешения, господин офицер!

Не успел этот последний опомниться, как представительница Северо-Американского газетного треста очутилась вплотную около зоотавра и стала бесцеремонно тыкать его зонтиком и носком своего большого неуклюжего башмака.

Зрители ахнули от изумления и в первую минуту слегка попятились назад, точно ожидая, что зоотавр вот-вот поднимется. Но он продолжал лежать неподвижной массой, и толпа понемногу осмелела. Некоторые, прорвав переднюю цепь полицейских, подошли совсем близко к чудовищу и, следуя примеру мисс Нортон, тоже начали было тыкать его зонтиками и палками.

Полицейский офицер совершенно потерял голову, убеждал, умолял, грозил.

— Сударыня, это возмутительно! — кричал он. — Со всем почтением к Северо-Американским Соединенным штатам и вашему тресту, я должен сказать, что ваш образ действий…

Вдруг из задних рядов кто-то крикнул:

— Смотрите, он дышит! Он расправляет крылья!

Началась невообразимая паника. Толпа шарахнулась

назад. Передние ряды напирали на задние; многие в давке попадали; раздались крики, плач, причитанья. Те, которые стояли совсем позади, за тройным кордоном солдат, пешей и конной полиции, не зная, в чем дело, вообразили, что зоотавр бросился на толпу и, подгоняемые страхом, ринулись в ближайшие дома, дворы, под мосты.

В каких-нибудь пять минут площадь Notre Dame почти совершенно опустела. Около зоотавра остались едва лишь несколько десятков человек, из тех, которые стояли впереди и собственными глазами видели, что пущенный слух ложен.

— Стойте! Куда вы бежите? — кричала мисс Дэзи Нортон во всю силу своих легких. — Он мертв, совершенно мертв!

Потом она спокойно вынула огромный блокнот и не торопясь стала составлять для своего газетного треста радио в 5000 слов.

V

Комиссия зоологов обсуждала доклад, который ей поручили составить, с совершенно непривычной для людей положительной науки страстностью.

Больше всех горячился старейший из них, Морис Ле-мерсье, который, как уже известно читателю, был, так сказать, крестным отцом зоотавра: он именно, в экстренно созванном заседании Французской академии наук, придумал это имя, которое возбуждало в людях безумный, мистический ужас.

Этот маститый ученый, имевший отличия и почетные титулы от ученых обществ и академий обоих полушарий, настаивал на том, чтобы зоотавр был классифицирован согласно установленным в зоологии традициям.

— Прежде всего, надо определить род, вид, семейство; надо установить, к какому именно разряду он принадлежит: к млекопитающим, позвоночным, земноводным и т. д.

— Но позвольте! — возражали ему коллеги. — Случай такой чрезвычайный, из ряда выходящий, что общепринятая классификация к нему совершенно неприменима. Не надо забывать, что зоотавр не принадлежит к фауне нашей планеты.

— Тем хуже для него! — с сердцем воскликнул Лемерсье. — Было бы слишком много чести, если б наука приспособлялась к нему.

— Но, maitre…

— Нет, нет, я и слышать этого не хочу! Наука прежде всего. Целые поколения ученых работали над ней, созидали ее камень по камню, — и вдруг какой-то там зоотавр, выскочка, parvenu… Да, да, именно parvenu! Мы даже не знаем, откуда он, какова его генеалогия. Это нарушает все традиции, переворачивает вверх дном все принципы и методы. Это анархия, и я…

Маститый зоолог задыхался от гнева.

— Успокойтесь, maitre! — наперебой говорили ему члены комиссии. — Вы должны беречь себя для науки. Стоит ли так волноваться из-за какого-то там зоотавра!

— Да, вы правы, господа! — с бледной улыбкой отвечал maitre. — Но мне немного не по себе, и я предпочел бы уехать домой… А доклад вы уже без меня составьте…

Его отвезли домой, после чего комиссия продолжала свою работу.