Олег Овчинников - Педант

Огорошив меня, Герасим юркнул в кресло по правую руку от Аркадия Петровича, голова которого уже обросла наушниками с микрофоном. На экране, занимающем всю стену зала, как в старинной кинохронике, замигали цифры обратного отсчета.

Я чувствовал себя ребенком, которому не хватило стульев, когда стихла музыка. Ни стула, ни персонального монитора, ни наушников. И вообще, почему меня подключили к проекту так поздно?

Но обижаться было не время, и я довольно нагло пристроился между бывшим сокурсником и бывшим преподавателем, на подлокотнике Геркиного кресла.

- Ну что, Вадим? У вас возникли какие-нибудь идеи? - спросил Аркадий Петрович, не отрывая взгляда от экрана.

- Как сказать… - Я тоже зачарованно смотрел на квадрат из стали, медленно скользящий над землей, на стоящего на нем человека, неподвижного, будто манекен, несмотря на направленный в лицо луч света, на восьмигранную гайку потрясающих воображение размеров. - Нет, но я… готов попробовать.

- Хорошо, - согласился профессор. - Гера, вы не могли бы… Герасим, не дожидаясь продолжения, поднялся и, хмыкнув, передал

мне наушники.

Чужое кресло ревниво скрипнуло подо мной, и я немедленно пожалел о своем порыве. «Ну и зачем ты это сделал? - спросил я себя. - Куда полез со своей мечтательной улыбкой, когда кругом только серьезные, сосредоточенные лица. То, что ты воспринимаешь как приключение, для них давно превратилось в рутину. Что нового ты можешь придумать? Какой неожиданный шаг? - и закончил совсем тоскливо: - Тимку бы сюда. Вот кто мастер делить неделимое! Это - Тиме…»

- Что вы сказали? - голос Аркадия Петровича в наушниках прозвучал неожиданно резко.

- Разве я что-то сказал? Извините, наверное, мысли вслух.

- Аккуратней, пожалуйста. Сейчас ваши мысли слушают сто человек. Приготовьтесь, цветок распускается.

Действительно, кувшинка на экране один за другим расправляла лепестки, и когда расправила последний, остатки бравады покинули меня. Три секунды! - мелькнула паническая мысль. Всего три секунды, чтобы сделать что-нибудь и опозориться. Или ничего не сделать и тем более опозориться.

- Он слышит меня? - шепотом спросил я, подбородком указывая на экран.

- Да, да! - простонал профессор. - Командуйте же!

- Первое семечко - на ближайший к себе лепесток! - выпалил я и мысленно добавил: «Это - Тиме».

Недоделанная серебристая горошина уютно нырнула в углубление. Получив три секунды отсрочки, я перевел дух и продолжил спокойнее:

- Второе - через один лепесток от первого.

- По часовой стрелке или против? - уточнил Аркадий Петрович.

- По, - сказал я и вдруг, вспомнив, как мы обычно сидим за ужином, вскрикнул: - То есть против, против!

Бедняга контактер вздрогнул от истерического визга, но семечко не выронил и в три секунды уложился. «Это - маме», - подумал я и, заметив, как профессор неодобрительно покачал головой, добавил бесцветным голосом:

- Теперь третье. Понятно куда. Все верно, это папе. Заслужил.

- Так. А дальше? - нетерпеливо рявкнули наушники.

- Дальше? Снова Тиме.

- Что?!

- На первый лепесток! - Я неожиданно обнаружил, что стою в полный рост и размахиваю руками. - Поверх первого семечка! Гладким к гладкому! Вот так: «бзденьк!».

«Бзденькнуло» на славу, как, собственно, и предупреждал меня Герка. Потом на некоторое время и в наушниках, и в зале стало очень тихо. Все собравшиеся смотрели на кувшинку, на лепестке которой божьей коровкой приютилось последнее семечко. Так прошла секунда, другая… Потом какая-то женщина ахнула: «Не закрывается!». Сразу двое закашляли. «Ну, Вадька!..» - пробормотал Герка и отчетливо скрипнул зубами. Кто-то в дальнем конце зала дважды хлопнул в ладоши. «Как вы догадались?» - Аркадий Петрович смотрел с восторгом. Как, как?

Просто вспомнил, как один формалист трех с половиной лет от роду каждый вечер делит на троих четыре кусочка хлеба. Я пожал плечами и попробовал сесть, но не смог, оттого что кресло почему-то валялось колесиками кверху. Тогда я наклонился, чтобы поднять его, и, по-видимому, пропустил что-то важное, потому что по залу пронесся громкий вздох.

Я медленно выпрямился, взглянул на экран и увидел, что у кувшинки осталось пять лепестков, а шестой, то есть первый, перегруженный семечками, куда-то подевался. Спустя секунду облетели третий и пятый лепестки. Потом отвалились остальные три. Теперь это был не цветок, а обычная металлическая труба с заостренным концом.

- Ну, Вадим, что? Что теперь? - одними губами прошелестел профессор.

- Пусть потянет, - хрипло ответил я.

- Что?

Я прокашлялся и повторил:

- Пусть потянет на себя. Разве вы не видите, это же рычаг!

- Как лучше, а? - Герасим выпятил грудь, простер вперед левую руку и продекламировал: - Наземь спустясь, воспоследуй за мною немедля. Или… - Сменил руку и продолжил: - Наземь спустившись, немедля последуй за мною.

- По-любому плохо, - резюмировал я. - Лучше уж так. Оземь ударившись, оборотись человеком и прекрати изводить нас стихами своими.

- Перестаньте заниматься ерундой, - вмешался профессор. - У нас хватает профессиональных лингвистов из числа неудавшихся поэтов. Формулируйте пожелания прозой. И пожалуйста, побольше формальных требований, раз уж наш гость к ним так неравнодушен.

- Ну, первым делом пусть все-таки выберется из своей гайки, - сказал Герка. - А то взял моду, чуть что - люком хлопать. Отведем его подальше. Метров на двадцать пять минимум, чтобы силовое поле не дотянулось, или что там у него. Оборудуем какую-нибудь беседочку здесь же, под куполом. Потом…

Тут я отвлекся, чтобы в очередной раз прокрутить утреннюю запись. В седьмой, если быть точным.

Вот горе-контактер нерешительно берется за рычаг и тянет его на себя. Мгновение спустя в стене «гайки», в полуметре от земли, распахивается люк. В открывшемся проеме стоит пришелец, похожий на полутораметровую сороконожку. Точнее, сорокавосьминожку: теперь-то видно, что на широкой гладкой спине нет дополнительной пары конечностей. Трапециевидная голова, а вернее сказать, верхний подвижный сегмент туловища, обращена к контактеру. Выпуклые, как у рака, лампочки-глазки приветливо шевелятся. Пришелец открывает похожий на воронку рот, слышится речь:

- Брат мой по разуму, рад, что в тебе не ошибся. Ты доказал, что достоин, пройдя испытанья. Верю, нас ждет впереди много славных свершений, А посему умолкаю и жду указаний.

- Э-э… Что? - спросил переговорщик. Голос его оказался под стать внешности: тонкий и неуверенный.

- Только не вздумай меня изводить ожиданьем, Времени много и так уж потрачено всуе.

Так что, отринув сомненья, командуй, что делать: Мне ли спуститься к тебе иль поднимешься сам ты?