Павел Амнуэль - Дорога на Элинор

День выдался жарким, пыльным, душным, и думалось не о сюжетах, а о вчерашнем случае в метро, хотя никаких новых мыслей в голове, естественно, не появилось. Он даже Варваре не позвонил — узнать, открылся ли нормально файл с романом. Впрочем, наверняка в издательстве все в порядке — иначе Варвара уже сама оборвала бы ему все телефоны.

Зазвонил мобильник, и Терехов поднес аппарат к уху.

— Ну, — сказал голос Сергея, — закончил я. Можете возвращаться.

И Терехов поспешил домой — начинать жизнь заново.

Пока он отсутствовал, Сергей вскипятил чайник, а на диване в гостиной сидела, задрав тощие ноги, светленькая девица — очередная подружка Сергея, звали ее то ли Роза, то ли Рина, Терехов не помнил, знакомство произошло неделю назад в темном подъезде, где Сергей пристроился с дамой на подоконнике между этажами и целовал взасос, отвлекшись на пару секунд, чтобы назвать Терехову имя девушки, хотя тот ничего и не спрашивал; в конце концов, у парня есть родители, и, к тому же, разве это не обычное в его возрасте занятие — целоваться?

— Здравствуйте, — приветливо сказал Терехов. — Не обращайте на меня внимания. Я буду компьютером заниматься, а вы тут хозяйничайте.

Он прошел в кабинет, закрыл дверь и дал себе железное слово не появляться в гостиной минимум два часа. Нечего детям в подъезде целоваться, пусть все будет культурно.

Программы Сергей уже установил, во всяком случае, иконка «Word» оказалась на месте, и Терехов первым делом решил переписать на «винт» свой новый роман.

Диск оказался пустым.

— Сволочь, — сказал Терехов.

Грабитель и шантажист успел не только украсть и вернуть дипломат — он еще и информацию с диска стер? С одного? А с того, второго, что Терехов, не проверяя, отдал Варваре? Неужели и с него тоже?.. Нет, во-первых, с уже записанного диска ничего не сотрешь — значит, диск попросту заменили. А во-вторых, Варька давно уже подняла бы шум, окажись диск порченным.

И все-таки…

Звонить в издательство было поздно — короткий день. Варвара вряд ли сидит дома, молодая девушка, не замужем… Терехов помнил номер ее мобильника, но проблема заключалась в том, что узнал он этот номер не от самой Варвары, а случайно подслушал, как она диктовала число подружке. Пользоваться не собирался, но ведь бывают случаи…

Терехов потянулся к телефону.

— Ой, это вы, Владимир Эрнстович! — сказала Варвара прежде, чем он успел раскрыть рот — увидела его номер на дисплее. — Что-нибудь резко случилось?

— Резко — ничего, — поспешил сказать Терехов. — Извини, Варя, что я в неурочное время… И вообще…

— Все в порядке, — сказала Варвара, но голос был не очень довольным. — Раз звоните — значит, надо, верно?

— Д-да, — помялся Терехов. — Я, собственно, только спросить хотел: файл мой вчерашний раскрылся ли? Вдруг сбой на диске…

— Был бы сбой, — резонно сказала Варвара, — я бы вам уже сто раз позвонила. Нет, все в порядке. Я даже успела прочитать — очень интересно, хотя не в стиле ваших прежних произведений, Владимир Эрнстович. Но это хорошо, ново. Даже скандально немного. Я уже передала в производственный…

— Скандально? — озадаченно переспросил Терехов. — С точки зрения редактуры…

— Нет, ваши тексты всегда очень чистые, — зачастила Варвара, похоже, ей хотелось быстрее закончить разговор. — Я просмотрела, отдала девочкам, а потом, при первой корректуре мы с вами поработаем, идет?

— Идет, — согласился Терехов.

Положив трубку, он закрыл глаза и мысленно восстановил текст разговора. Что-то было не так. Файл открылся — хорошо. Но при чем здесь скандал? Тривиальное продолжение предыдущего романа — на потребу читателям. Читатель это любит. Скандал он любит тоже, но скандалом в новом тереховском романе не пахло. Там даже не было ни единой литературной находки, которая хоть как-то отличила бы новый его опус от предыдущих. Уж это, будучи честным с самим собой, он знал наверняка.

Терехов не стремился быть скандальным писателем, как-то они с Варварой обсуждали, нужна ли ему такая известность. Варя считала, что не нужна, свой читатель у него есть, а скандал не всегда полезен — бывает, что старые поклонники отворачиваются, а новых не прибавляется. Нужно ли рисковать тиражами? Не нужно, — решили они.

О чем же тогда речь?

Ни о чем, — решил Терехов. Для понта сказала, для того, кто с ней в этот момент был рядом, цену себе набивала — вот, мол, скандального автора редактирую.

Терехов покачал головой и потянулся к полке, где стояли коробочки с дискетами и дисками.

Из гостиной слышны были странные звуки — то ли на диване кого-то душили, то ли по телевизору показывали сексуальную сцену. А может, все было наоборот: душили кого-то в телевизоре, а сексуальная сцена разыгрывалась на диване. Терехову было все равно.

Глава четвертая

Вроде бы ничего не происходило — вставал Терехов, как обычно, в семь с минутами, плелся в ванную, разгоняя утреннюю дурноту и подсознательно надеясь, что горячую воду перекрыли и душ принимать не придется, но теплосеть работала исправно, и он пускал горячую струю, снижал температуру до терпимой, а когда вода становилась слишком, по его мнению, холодной, заканчивал мучительную процедуру с осознанием честно выполненного долга. Голова, по крайней мере, становилась чистой — не волосы, хотя и волосы тоже, а что-то внутри черепа, то, что заведовало мыслями. Лист очищался, и когда, наскоро съев бутерброд с колбасой и запив чашкой кофе, Терехов садился к компьютеру, на этом чистом после купания листике в мозгу появлялись буквы, которые складывались в слова. Нужно было только правильно переписать эти слова — чтобы они появились на белом листе экрана.

В разговорах с коллегами Терехов, бывало, исподволь пытался узнать — как именно происходил у них процесс так называемого литературного творчества. Неужели они тоже ни о чем не думают, когда пишут свои опусы? Неужели и они переписывают тексты, сами собой возникающие в мозгу? Наверняка нет! У Брилева, к примеру, такие сложные предложения, что, дочитав до конца, забываешь, чем все начиналось. А у Кононыхина философская проза, любое предложение — особая мысль, да еще множество подтекстов, и наверняка каждое слово Мише приходится сто раз обдумать, прежде чем записать. Нет, каждый работает по-своему, никто не хочет раскрывать интимные подробности — с куда большим удовольствием приятели по цеху изображали в лицах, как выпивали в хорошей компании или водили к себе изумительных женщин.

Ну и ладно. Может, он один такой — пишет, не думая, а может, на самом деле, у него эти два процесса разделены: сначала думает, а потом пишет. Долго создает сюжет, конструирует героев, распределяет роли, даже репетирует с персонажами, как режиссер в театре, чтобы каждый действовал по плану, слушал партнера и умирал не тогда, когда ему заблагорассудится, а когда в него выстрелят или сунут нож под лопатку. Написав первую строчку будущего романа, Терехов точно представлял, как все закончится. Не знал только конкретных слов, описывающих уже известные ему события. А слова… Что слова? Слова — не мысли, почему бы им не сыпаться на лист из темного мешка подсознания и не распределяться так, как уже задумано?