Александр Бушков - Мы никогда не звали его Джо

Он улыбнулся мне и засеменил прочь, на кухню, за молочком для этого, как его, вот незадача, снова из головы вылетело…

Холла я нашел в его кабинете – на дубу под соответствующим номером. Дупло у него было оборудовано под бар с холодильником, и мы выпили по случаю моего возвращения.

– Вот, полюбуйся, – сказал он. – Мне пришлось заниматься и хозяйственными вопросами, ты посмотри, что пишут…

«Гринхауз, дуб 4/А, господину Президенту.

Уважаемый господин Президент !

Во время заселения Гринхауза мне был выделен кабинет – тополь 315– Н, в то время как мой заместитель Д. Бейтс получил кабинет – вяз 41/ С с вдвое большим, нежели у меня, количеством веток, более густой листвой, большим диаметром ствола и более внушительным внешним видом. В связи с этим прошу Вас изыскать способ предоставить мне более соответствующее моему служебному положению помещение, так как нынешнее мало способствует повышению моего престижа в глазах моего заместителя, коллег и посетителей.

С почтением Н. Гейтс».

– И нечего смеяться, – сказал я, взял авторучку и наложил резолюцию: «Хозяйственному отделу – разобраться, принять меры. Джордан». – С официальными бумагами, Кэл, нужно обращаться официально, а не скалить зубы, потому что официальные бумаги…

– Рой! – закричал снизу Стэндиш. – Спуститесь немедленно!

Я спустился. Он схватил меня за рукав и зашептал в ухо:

– Рой, нужно что-то делать, Президента подкупают…

Пока мы бежали к дубу 4/А, он торопливо объяснял, что этот тип с самого начала показался ему подозрительным, но не было никаких оснований отказать в приеме, а теперь подозрения подтвердились, но Президент не желает ничего слушать, так что вся надежда на меня. Я слушал и думал, как же это могло случиться, если наши обычные ценности, все, что идет в ход в таких случаях, для Президента не имеет ровным счетом никакой ценности – деньги, акции, шикарные машины?

Но я недооценил пронырливость и деловую хватку наших бизнесменов. Тихо и осторожно мы забрались на соседнее дерево и увидели эту сцену во всей ее неприглядности.

Какой-то прилизанный тип в элегантном костюме что-то горячо доказывал Президенту, все время угощая его отборными бананами, которые извлекал из огромного саквояжа. На столе лежал какой-то документ, Президент поглядывал то на него, то на бананы и в задумчивости почесывал голову золотой авторучкой.

Ветерок подул в нашу сторону, и до нас донеслось:

– Господин Президент, грузовик бананов ежемесячно на протяжении всего срока вашего пребывания… гарантирована наша поддержка при выдвижении на второй срок… кроме того, мы готовы…

Нужно было торопиться – не хотел бы я, чтобы у Президента был свой Уотергейт, а к тому шло…

Мы со Стэндишем спустили этого типа с лестницы, то бишь с дуба, и приказали охране вышвырнуть его за ворота вместе с саквояжем.

– Есть еще одна загвоздка, – сказал Стэндиш. – Рой, как это не прискорбно, но я должен сообщить – вчера по личному распоряжению Президента в секретариат зачислена некая мисс Фло из Сандверского зоопарка.

– Господи! – взревел я. – И он туда же! Президент смущенно потупился.

– Президент, – сказал я. – При всем моем к вам уважении я должен заметить, что вы следуете отнюдь не самым лучшим образцам…

На правах старого друга я долго ругал его, он был смущен и расстроен, но в конце концов мы поладили на том, что впредь он не допустит подобных художеств и не будет повторять ошибки и грешки некоторых своих предшественников…

…Мне приснился страшный сон – будто к нам с официальным визитом прибыл премьер дружественной страны, оказавшийся слоном, а нас не предупредили заранее, и двери Уайтхауза оказались узки и низки для высокого гостя, и малы высланные на аэродром лимузины, нет подходящей мебели и постельного белья, ритуал торжественной встречи скомкан и вылился в самый позорный за всю историю нашей дипломатии скандал, и почему-то виновным во всем оказался один я, и меня тащат в сенатскую комиссию, хотят линчевать, шум, гам, пальба…

Мне стало страшно, и я проснулся, но сон, казалось, продолжается – внизу бегали и вопили, меж деревьев метались лучи фонарей, визжали женщины, хлопнул выстрел…

Я натянул брюки и, держа под мышкой рубашку, соскочил с дерева. Выбежал из своего кабинета, так сказать. По дорожке несся кто-то закутанный в простыню и вопил благим матом:

– Вампир! Дракула! Помогите! Полиция!

Из темноты вынырнули агенты, бегущего остановили. С воплем сверху спрыгнул Президент, к нам бежал Стэндиш и волокли прожекторы. Энди, тот самый детектив, который когда-то обыскивал непроверенных обезьян, держал скрученного полицейским приемом опоссума. Тут же возился со своим всезнающим сыскным компьютером Бак. С вязов испуганно смотрели кутавшиеся в простыни секретарши, и большая желтая луна равнодушно освещала весь этот бедлам.

– Ну почему вы решили, что это вампир? – морщась, спрашивал Стэндиш закутанного в простыню типа.

– Показалось… – разводил тот руками. – С этими фильмами ужасов всех зверей боишься… Как залез он ко мне – все, думаю, слопает…

– Я и говорю, – раздался откуда-то сверху козлетон Фэйсом-Тэйбла. – Совещания все, заседания, не помнишь, как эти, то бишь как их, называются…

– Черт знает что, Дик, – заявил Бак. – Абсолютно непроверенный тип. Ничего у меня на него нет…

Несчастного опоссума уволокли для более детального выяснения, и паника понемногу улеглась. Уже засыпая, я вновь услышал шум и визг, но, как выяснилось утром, это всего-навсего бравый детектив Энди из-за слабых познаний в науках перепутал деревья и вместо тополя, на котором его ждала симпатичная телефонистка, угодил на дуб. Там его никто не ждал, более того – там он оказался третьим лишним и был принят находившимся на дубе своим коллегой за припозднившегося соперника. Наутро Стэндиш объявил им выговор за драку, вычел из жалованья стоимость испорченного казенного имущества (сломанные ветви) и в наказание определил сроком на один месяц на самую низкооплачиваемую и крайне непрестижную в среде секретных агентов подсобную работу – читать интимную переписку конгрессменов…

Стандартная писчая бумага

Осень в этом году выдалась холодная. Президент стал зябнуть, и нам пришлось вернуться в Уайтхауз. Президент уехал без меня – я поручил его заботам Стэндиша и забрался на свой дуб, чтобы закончить кое-какие дела. Я писал, печатал, рылся в статистических таблицах и отчетах, лицо обдувал свежий ветерок. Признаться, не так уж и хотелось возвращаться в столицу, к бензиновому чаду, тучам машин, бешено мерцающим потокам неона. К нашей цивилизации.