Род Серлинг - Люди, где вы

Наступила ночь. Он сидел на скамейке в парке, неподалеку от скульптуры, перед фасадом школы. Палочкой на песке он сам с собой играл в крестики и нолики, выигрывая игру за игрой и затирая каждую победу подошвой ботинка, чтобы начать сызнова. В небольшом ресторанчике еще раньше, вечером, он сварганил себе сандвич. Потом обошел залы универсального магазина и магазина Вулворта, где все продавалось не дороже пяти долларов десяти центов. Он побывал в школе, прошелся по пустым классам и с трудом подавил в себе желание написать на доске неприличное слово. Все что угодно только бы встряхнуть это болото, расшевелить его, бросить ему вызов. Все что угодно - лишь бы сорвать этот фасад реальности. Он был убежден, что это только фасад. Он твердо верил, что это всего-навсего тонкий покров над ненастоящим, оболочка сна; о, если бы он был в состоянии сорвать эту шелуху и обнаружить, что же там, под ней! - но это было ему неподвластно. Отблеск света упал ему на руку. Пораженный, он поднял взгляд. Уличные фонари зажигались целыми шпалерами, вслед за ними стали вспыхивать и фонари в парке. Один за другим загорались огни по всему городу. Фонари. Витрины магазинов. Потом ярко замигала реклама над входом в кинотеатр. Он поднялся со скамьи и, подойдя к кинотеатру, остановился около автоматической кассы. Из щели торчал билет. Он сунул его в нагрудный карман и уже хотел было пройти внутрь, когда увидел рекламный плакат фильма, идущего сегодня вечером. На плакате крупным планом лицо летчика военно-воздушных сил, профиль, обращенный к небу, где неслось звено реактивных самолетов. Молодой человек сделал шаг к плакату. Медленно и как бы сами по себе его пальцы тронули комбинезон, который был на нем, и постепенно между ним и летчиком на плакате стал вырастать мост; они были одинаково одеты. Комбинезоны невозможно было отличить. Он заволновался, и усталость как рукой сняло; он испытывал подъем, граничащий с ликованием. Он протянул руку и потрогал плакат. Затем быстро обернулся, окинул взглядом пустынную улицу и сказал вслух: - Я из военно-воздушных сил! Это совершенно точно. Я из военно-воздушных сил. Я из военно-воздушных сил... Все правильно! Я вспомнил. Ниточка от всего этого безумия, этого запутанного клубка была слишком тонка, но все-таки это было уже что-то и, ухватившись за нее, он мог анализировать. Путеводная нить. Первая. Единственная. - Я в военно-воздушных силах! - кричал он, входя в кинотеатр. - Я в военно-воздушных силах! - Его голос гулко звучал в пустом вестибюле. - Эй, кто-нибудь, все вы, любой из вас - слышите? Я из военно-воздушных сил!.. Он продолжал кричать и в зале, слова взрывали тишину, метались над бесконечными рядами пустых кресел, разбиваясь о гигантский белый, застывший экран. Он опустился в одно из кресел, испарина покрывала все его тело. Полез за платком, вытащил его, отер лицо. Отросшая щетина на подбородке кололась, но это был вздор, пустяк по сравнению с той тысячью дверей в его подсознании, которые, казалось, вот-вот должны были распахнуться настежь. - Военно-воздушные силы, - теперь уже спокойно твердил он, военно-воздушные силы. Что же это такое? Что же это такое военно-воздушные силы? - Он вскинул голову. - Может быть, была бомба? Может, это самое и есть? Должно быть, так оно и было. Бомба... - он замолчал, качая головой. - Но если бомба, то все было бы разрушено. А ведь все целехонько. Как же это могло случиться, что... Огни в зале померкли, и сильный конус света откуда-то сзади, из будки механиков, внезапно рванулся над креслами и уперся в белый экран. Грянула музыка - громкая, трубная военная музыка, и на экране по взлетно-посадочной полосе понесся, набирая скорость, и с ревом взмыл над его головой бомбардировщик "В-52". Их было еще несколько штук, этих "В-52", и теперь все они плыли в воздухе, целое звено, оставляя за собой широкие шлейфы инверсионного следа... Молодой человек вскочил, не веря своим глазам: да, луч света начинался в маленьком мигающем окошечке высоко над балконом. - Эй! - закричал он что было сил. - Кто там крутит картину? Ведь должен же кто-то крутить эту проклятую картину! Эй! Вы видите меня? Я здесь, внизу! Эй, кто бы там ее ни показывал, посмотрите, - я здесь, внизу! Он сломя голову рванулся вверх по проходу, выбежал в вестибюль и помчался по лестницам на балкон. Спотыкаясь в темных рядах, он несколько раз упал и, наконец, полез прямо через спинки кресел, прыгая с одного сиденья на другое, полез к маленькому яркому окошку в задней стене. Он прижал к нему лицо, уставившись прямо в нестерпимо белое сияние. Свет отбросил его назад, задыхающегося, мгновенно ослепшего. Когда зрение снова вернулось, он заметил в стене еще одно окошко, повыше первого. Он подпрыгнул и успел окинуть взглядом пустую комнату, гигантские проекторы и сложенные аккуратными столбиками коробки с лентой. До него смутно доносились голоса с экрана, громкие голоса великанов, их звуки наполняли зал кинотеатра. Он снова подпрыгнул, чтобы заглянуть в будку, и в короткое мгновение неравной схватки с земным притяжением опять увидел пустую комнату, плавно работающий аппарат, расслышал даже его мягкий гул, доносящийся сюда через стекло окошка. Но, стоя на полу, он уже знал, что там никого нет. Проектор работал сам. Картина сама себя показывала. Здесь тоже все было, как в городе. Машины, вещи - все были сами по себе. Он подался назад, ударился о спинку последнего ряда, потерял равновесие и свалился вниз головой на пол... Один за другим на экране сменялись кадры, и конус света менял свою интенсивность. Прозвучал диалог, потом заиграла музыка и гулко разнеслась по всему залу. Голоса великанов. Рев оркестра в миллион труб. И что-то в молодом человеке сломалось. Заповедное отделение в далекой глубине мозга, куда человек прячет свои страхи, где он держит их подавленными, контролирует их и приказывает им, это отделение взорвалось и страх хлынул в мозг, затопил нервы в мускулы, кошмар вырвался наружу в открытом неповиновении. Он с трудом поднялся на ноги, задыхаясь, перемежая рыдания криками. Побежал вниз, миновал балконную дверь и помчался по лестнице в вестибюль. Он был уже на последней ступеньке, когда увидел того, другого. Какой-то человек приближался к нему как раз с противоположной стороны вестибюля по лестнице, которой он прежде не заметил. Он даже не разглядел его как следует, да и не пытался. Он просто рванулся к нему, туманно осознав, что и тот, другой тоже бросился ему навстречу. В те короткие мгновения, которые потребовались, чтобы пересечь вестибюль, в нем жила только одна мысль: добежать до этого другого, притронуться к нему, удержать его. Следовать за ним, куда бы тот ни шел! Из этого здания, подальше от этих улиц, прочь из города, потому что теперь он уже твердо знал - ему нужно поскорее убираться отсюда. Именно эта мысль звенела в его мозгу, когда он врезался в зеркало зеркало во всю стену, что висело напротив лестницы. Он ударился о стекло со всей силой своих шестидесяти восьми килограммов, помноженных на инерцию безумного бега. Казалось, будто зеркало разорвалось на тысячу серебряных брызг. Он очнулся на полу и, подняв взгляд, увидел кусочки своего отражения в маленьких осколках, которые еще держались в раме. Целая, должно быть, сотня молодых людей отражалась в этих жалких осколках, и все они, порезанные и оглушенные, лежали на полу вестибюля, тупо глядя на остатки зеркала. Он неловко поднялся и, шатаясь как пьяный, вывалился на улицу. На улице было темно и мглисто: мокрые мостовые блестели. Фонари, словно обернуты белесой ватой тумана, и каждый из них походил на бледную луну, висящую среди испарений. Он неловко побежал - сначала по тротуарам, потом наискосок через улицу. Споткнувшись о рейки стоянки для велосипедов, он упал лицом на асфальт, но тотчас же снова вскочил, продолжая свой безумный и бесцельный, отчаянный бег по прямой, бег в никуда. Около аптеки он снова споткнулся, на этот раз о кромку тротуара, и опять упал плашмя, и на мгновение ему пришла в голову посторонняя мысль - он, оказывается, еще может ощущать боль, ослепляющую, острую боль. Но мысль мелькнула и пропала. Он ладонями оттолкнулся от тротуара, с усилием поднялся и затем упал, перевернувшись на спину. С минуту он лежал так, сомкнув веки. Затем открыл глава. Кошмар стучался в его голову и настойчиво спрашивал позволения войти, льдины плыли над его телом. Он закричал: на него смотрел глаз. Гигантский глаз, размером больше, чем вся верхняя часть человеческого тела. Немигающий, холодный глаз пялился на него, и даже безумный крик не мог закрыть этот глаз, даже когда, барахтаясь в темноте, он снова поднялся на ноги и побежал в обратном направлении, к парку. Он весь был как звук сирены, принявший человеческий облик и теперь исчезающий во тьме. Вслед ему все смотрел и смотрел большой раскрашенный глаз с витрины магазина оптики - холодный, нечеловеческий, немигающий. Он опять упал, успев на этот раз схватиться за фонарный столб. На столбе его пальцы нащупали какую-то панель с кнопкой, нащупали, ухватились за нее и начали нажимать кнопку, снова и снова. Над панелью была надпись: "Для включения зеленого - нажать"8. Он не видел этой надписи. И знал одно - он должен нажимать кнопку, и он делал это, в то время как светофор над перекрестком вспыхивал красным, желтым, зеленым - и опять, и опять, повинуясь окровавленным пальцам молодого человека, который все давил и давил на кнопку и стонал почти шепотом, едва слышно, снова и снова: - Пожалуйста... пожалуйста... кто-нибудь.., помогите мне... Помогите мне, кто-нибудь... пожалуйста... пожалуйста... О, господи, боже мой... кто-нибудь... помогите мне! Разве никто не поможет мне... Разве никто не придет... Кто-нибудь слышит меня?..