Александр Ломм - Удивительные превращения Дика Мюррея

Специальный повар готовил для Дика пищу, специальный портной обшивал его, специальные педагоги занимались с ним по школьной программе.

Доктору Кларку разрешили остаться при Дике. Глубоко потрясенный и перепуганный мальчик ни на минуту не хотел расставаться со своим старым наставником. Пришлось руководителю КИРМа (сокращенное название КОМИССИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ РИЧАРДА МЮРРЕЯ) известному ученому-биологу профессору Артуру Джексону зачислить доктора Кларка в штат на должность Главного Опекуна. А доктор, конечно, с радостью согласился остаться.

«А теперь относительно Вас, Клементайн, — писал в заключение старый врач. — Я знаю, что Вам очень хотелось бы повидать и обнять своего Дика. Я уже говорил об этом с профессором Джексоном. Это очень честный и отзывчивый человек. Он разрешил Вам раз в месяц навещать Дика. Обязательно приезжайте! Искренне Ваш доктор Сэмюэль Кларк».

Известность и популярность Дика росли, пожалуй, быстрее, чем он сам. Прошло всего лишь две недели, как в газетах появились первые снимки мальчика-великана и первые туманные сведения о нем, а он уже стал для всего мира сенсацией.

Толпы репортеров осаждали Павильон Мюррея, требуя доступа к феноменальному мальчику. Телевизионные компании предлагали взять на себя все расходы по содержанию непрерывно растущего великана, если им будет позволено установить в парке и павильоне постоянно действующие телекамеры. Крупнейшие киностудии готовы были уплатить Дику баснословные гонорары за согласие сняться в одном-единственном фильме. Соблазнительные предложения сыпались со всех сторон.

Короче говоря, увлечение было всеобщим и небывалым по своему масштабу. Одни лишь ученые из КИРМа не разделяли этих восторгов. У них не было причин для ликования. За две недели их работа не продвинулась ни на шаг. Материала было собрано много, но из него невозможно было сделать никаких конкретных выводов.

Шло очередное, десятое по счету, заседание КИРМа. Перед собранием именитых ученых выступал профессор Джексон. Глава комиссии был высок, строен, как юноша, с четким орлиным профилем и пышной гривой белых волос. Ему было уже за шестьдесят, но его черные глаза горели молодым задором, а голос звучал чисто и раскатисто, как медный колокол. Он сказал:

— Две недели уже Дик Мюррей находится под нашим наблюдением. Мы подвергли его всем доступным науке исследованиям, исчерпали все возможности современной диагностики, но результаты наших усилий равны нулю. Показатели здоровья Дика абсолютно идеальны, а показатели роста абсолютно беспрецедентны. Это необыкновенно живой, одаренный и жизнерадостный ребенок. Он добр и отзывчив, энергичен и смел, честен и справедлив. В нем собраны все лучшие человеческие качества. Но… он растет, непрерывно растет, так что портной едва успевает шить для него новые костюмы… Несколько дней назад, уважаемые коллеги, к Дику приехала его родная тетка Клементайн Мюррей. Думаю, нам будет полезно поближе познакомиться с этой женщиной и кое о чем расспросить ее. Быть может, нам посчастливится уловить в ее рассказе что-нибудь такое, что послужит нам отправной точкой для дальнейших поисков…

Дик влетел в комнату доктора Кларка, чуть не сорвав с петель высокую дверь.

— Тетя Клеми, идем! Я покажу тебе мое самое любимое дерево, на которое мне разрешают взбираться!

Дик захлебывался от восторга. Присев перед теткой на корточки, он с нетерпением тянул ее за рукав.

— Идите с ним, Клементайн. Теперь он на два часа ваш, — с улыбкой сказал доктор Кларк.

— Не слишком ли много строгостей для такого маленького мальчика, доктор? — ворчливо заметила госпожа Мюррей.

— Так надо, дорогая Клементайн. Санаторный режим!

— Ну, тетечка, ну идем же! — закричал Дик с таким отчаянием, что Клементайн поспешно поднялась и пошла за племянником в парк.

Любимым деревом Дика оказался гигантский платан. На нем Дик продемонстрировал перед теткой свою ловкость и силу. С непостижимой быстротой взбирался он по ветвям могучего дерева, раскачивался на многометровой высоте, так что у госпожи Мюррей от страха замирало сердце, а толстые мускулистые ветви платана гнулись и потрескивали под его тяжестью.

Потом он спрыгнул вниз, бесконечно довольный, запыхавшийся и, не дав себе ни минуты передышки, потащил свою тетку дальше показывать диковинные деревья парка, уже полностью освободившиеся от листвы.

Ни госпожа Мюррей, ни Дик не заметили, что всю сцену у платана заснял на кинопленку маленький юркий человек, укрывшийся в соседних кустах. Когда они ушли, человечек выбрался из кустов, засунул кинокамеру в кожаный футляр и радостно пробормотал:

— Вот это удача так удача!

После этого он бегом припустил к стене парка, где его ждала веревочная лестница.

За огромным круглым столом сидело человек сорок. При появлении профессора Джексона и госпожи Мюррей все встали. Глава КИРМа усадил гостью рядом с собой и сказал:

— Мы все отлично понимаем, сударыня, что необъяснимое состояние организма вашего племянника не сенсация для широкой публики, а странное патологическое явление, чреватое многими последствиями как для самого Дика, так и для человеческого рода в целом. Ваш племянник обладает исключительным здоровьем, и он растет. Мы не знаем, что послужило толчком для такого бурного роста. Мы не знаем, есть ли этому росту какой-нибудь предел. Мы можем лишь предполагать, что Дик будет расти до семнадцати-восемнадцати лет. Однако и в таком случае он достигнет совершенно немыслимых размеров. Не буду вас пугать точными цифрами. Скажу лишь, что легче будет прокормить город со стотысячным населением, чем вашего восемнадцатилетнего племянника. Мы ищем возможности затормозить его рост без грубых посягательств на его исключительное здоровье. Его теперешние размеры еще вполне приемлемы. Даже шесть-семь метров не будут бедствием. Но до десяти метров мы доходить не смеем. Такие размеры полностью исключат Дика из человеческого общества и обрекут на вечное одиночество. Времени у нас мало, сударыня. Мы очень спешим и поэтому убедительно просим вас рассказать без утайки все, что вы знаете о Дике Мюррее…

Женщина выслушала эту тираду с опущенной головой. Когда профессор Джексон умолк, она горько вздохнула и принялась подробно излагать историю Дика.

Ученые мужи внимательно выслушали Клементайн, но ничего нового из ее рассказа не почерпнули. Она повторила лишь то, что они знали уже от доктора Кларка…

Но в чем же дело? Почему Клементайн, так спешившая передать ученым тайну черного саквояжа, вдруг изменила свои намерения и ни словом не обмолвилась ни о роковом уколе, ни о тетрадях в клеенчатом переплете?