Сергей Зайцев - Дорога домой
Стефан покосился на меня и снова отвернулся. Еще бы. Не очень приятно встречаться взглядом с озверевшим пилотом. Таким, как я.
– Я не знаю точно, но, вероятно, дело именно в этом, – задумчиво продолжал майор, старательно не замечая моего состояния. – Я полагал, что хорошо подтер за собой его память. А теперь получается, что нет. Твои навыки и привычки, похоже, наложились на мои собственные. И стоило «иждивенцу» обрести «тело», как привычки пришли в действие. Что молчишь?
– Перевариваю новости, – медленно проговорил я. – Надеюсь, насчет Железного Дровосека ты не соврал?
– Нет.
Почему-то этот факт меня неприятно покоробил. Кто бы мог подумать… героем войны оказался человек, которого я мало уважал в прошлом. Сам я Стефана в институте почти никогда не трогал, но и не делал попыток заступиться, когда его шпыняли другие сокурсники. Шпыняли просто потому, что он позволял, не пытался защититься. Сейчас я понимал, что был ничем не лучше их. И все же… Почему меня это так задело? Почему бы просто не порадоваться, что героем войны оказался человек, которого я знаю, откуда во мне эта черная зависть? Или война давно уже вытравила в моей душе все хорошие чувства? Или к этому причастна моя профессия? Когда находишься в роботе, специальные эмофильтры обнуляют эмоциональное состояние, ничто не должно мешать выполнению поставленной задачи. И зачастую такое же выхолощенное отношение ко всему переносится на реальную жизнь. И на реальных людей.
Похоже, я уже и сам превратился в подобие робота. Еще не хватало, чтобы и здесь майор оказался прав. Как он там сказал? Что-то вроде: «мы теряем индивидуальность и скоро превратимся в придатки своих приборов».
Кое-как переборов свою неприязнь, я заговорил:
– Хорошо. Во-первых, я рад такому знакомству и горжусь им. Ты давно уже стал легендой среди пилотов. Во-вторых… – на этом мое доброжелательное отношение иссякло, не выдержав испытания на прочность, и я рявкнул:
– Во-вторых, ты – мудак, раз не предупредил меня о своем подключении! В-третьих, что ты хочешь от меня услышать? Что именно? Чтобы я согласился с твоей оценкой происходящего? Или мне сказать, что я действительно об этом думаю?
– Лучше – последнее, – уточнил Стефан, прищурившись на свой долбанный закат.
– Чушь, – отрезал я. – Бред собачий. У «Шершня» серьезный программный сбой, и не более этого. Глупо его очеловечивать. Глупо и смешно. Это всего лишь машина. Пусть твои техники выдернут «иждивенца» из панели управления и прошерстят все программное обеспечение…
– Вообще-то я старше тебя по званию, лейтенант, – сухо напомнил Стефан. – Не очень-то тут командуй.
– Больше никаких экспериментов с моим роботом, майор, – жестко предупредил я. – Я пошел отсыпаться, пока есть возможность. На фронте сон – роскошь. Как только твои люди справятся с устранением неполадок, разбудите меня.
Я повернулся к нему спиной и направился к общаге, раздраженно печатая шаг. Черт, наверное, я здорово его задел, напомнив, что я-то могу вернуться на фронт. А он – нет. Плевать.
5
Ночью меня разбудили громкие крики и приглушенные звуки выстрелов.
Не разобравшись спросонья, я рванулся к прикроватной тумбочке за табельным пистолетом, но сделал это слишком неловко и грохнулся на пол. Синдром войны, поселившийся в нервной системе, частенько заставляет действовать без рассуждений. Тебя просто гонит страх. Инстинкт самосохранения.
Вскочил, снова потянулся к пистолету… и заставил себя замереть, прислушаться. Отрывистые звуки за дверью мало походили на выстрелы из боевого оружия. А в криках не слышалось страха. Скорее – радость. Веселье. Что за чертовщина? Весь гарнизон рембазы перепился, что ли, и теперь буянит?
Я быстро натянул комбинезон, пристегнул пистолет к магнитным креплениям на бедре, выскочил за дверь и подлетел к окну в коридоре общаги, выходившему во внутренний двор рембазы, где я вечером проводил испытание «иждивенца».
Я увидел странную картину.
Технари и солдаты гарнизона словно сошли с ума. Они подпрыгивали и размахивали руками, кое-кто даже взобрался на остовы списанной техники, которую я дырявил лазерами, несколько особо рьяных энтузиастов каждые несколько секунд запусками сигнальные ракеты – ночной воздух вспарывали разноцветные вспышки. Именно их хлопки я и услышал спросонья.
Услышав сзади шаги, я обернулся и увидел Стефана Долони, который шел по коридору в мою сторону. Майор нетерпеливо махнул рукой:
– Зайди-ка обратно в комнату. Есть разговор.
– Что там происходит?
– Зайди, говорю, в комнату.
Он с неожиданной силой – неожиданной для своего хилого с виду телосложения – втолкнул меня обратно в комнату, затворил дверь.
– Присядь.
Заинтригованный его поведением и напором, я подчинился.
– У меня две новости. Хорошая и…
– Если эти вопли за окном – по поводу хорошей, то сперва давай ее, – оборвал я его. От сердца немного отлегло. Если бы действительно была плохая новость, то люди бы не сходили с ума от радости.
Стефан сдержанно кивнул:
– Да, эти вопли – от хорошей новости. Техники и солдаты радуются перемирию.
– Перемирию?
– Ты должен знать, что наше командование уже две декады обсуждает условия перемирия с сепаратистами. Как раз сегодня ночью все решилось окончательно. По всему фронту отдан приказ о приостановлении любых военных действий.
Я ошеломленно молчал. Значит, войне конец? И вскоре я смогу попасть домой, к семье?
– Ладно, а что тогда плохого? – напомнил я.
– Твой робот… удрал, – немного помедлив, напряженно сообщил Стефан.
– Как? – тупо переспросил я. Меня словно обухом по голове ударило. – Не понял. Повтори, пожалуйста.
– Техники так и не смогли проникнуть внутрь и извлечь «иждивенца». Час назад робот снялся с места и…
– Где он сейчас?! – оборвал я, невольно пытаясь вскочить, но Стефан опять сжал мне плечо, удерживая на месте. И откуда в этом недомерке такая сила? Имплантаты, вдруг дошло до меня. Раз его «собирали» после памятного боя по частям, как он рассказывал, то трудно было бы обойтись без современных биотехнологий. И сколько в нем сейчас осталось от человека? То-то запел – «теряем индивидуальность». Киборг недоделанный…
– Сиди. И смотри. Я перехватил наблюдение со спутника. Смотри сам.
Он закачал на виртуалку моего лоцмана карту местности. Вид сверху, с низкой орбиты, приближенный электронной оптикой. Мой «Шершень» бежал по восточной дороге, вдоль линии фронта. Оценка скорости – выше ста пятидесяти километров в час. Почти предельная.
– Я уже проанализирован его путь… – Стефан неловко кашлянул. – Ты ведь родом из Горноряда?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});