Евгений Войскунский - Командировка

- По моим сведениям, которым вы все равно не верите, курсанты морского училища готовятся разоружить местный полк и произвести в городе аресты по списку. Он у них уже составлен. Выстрел с крейсера послужит сигналом.

- И кто же в этом списке значится?

- Откуда мне знать? Сами подумайте... Местные демократы, коммерсанты... Может, даже вы состоите в списке, Родриго Ибаньесович.

- Ценю ваш юмор, - без улыбки заметил мэр и ткнул сигарету в пепельницу.

- Извините, что лезу не в свое дело, но на вашем месте я бы отдал полковнику Недбайлову необходимые распоряжения.

- Это действительно не ваше дело, Дмитрий Никифорович, - с непререкаемостью руководителя изрек Родриго и встал, давая понять, что прием окончен.

С походной сумкой через плечо я шагал в редакцию "Приморского слова". Мне не нравился разговор с "нашим Ибаньесом", не нравился несимметричный полковник милиции Недбайлов, вообще не нравилось все, что происходило тут, и страшило то, что еще произойдет.

Я почти достиг угла, за которым была редакция, когда увидел: в угловой гастроном прошмыгнула Настя. Вот так-так! Устремившись вслед за ней, я сразу попал в беспокойную шумную толпу - выстраивалась очередь за чем-то, суповым набором, что ли. Я озирался, поднявшись на цыпочки. Вон мелькнула рыжая грива. Я стал проталкиваться, преодолевая упругое сопротивление толпы и не отвечая на обидные замечания.

В рыбном отделе, над которым висел плакат "Навстречу 100-летию Октября!" с изображением счастливой семьи за хорошо сервированным столом, я едва не настиг Настю. Но тут мне преградил дорогу толстощекий человек в зеленой шляпе. Я оттолкнул его, но он ухватил меня за локоть, и пока я вырывался и препирался с ним, Настя исчезла окончательно.

- Какого черта вы в меня вцепились? - гаркнул я на толстощекого. Я узнал его: в толпе у дверей мэрии он вытирал свои полуботинки о брюки соседа. - Убирайтесь!

- Прошу прощения, - заворковал тот с приветливой улыбкой. - Вы ведь корреспондент "Большой газеты"? У меня огромная к вам просьба...

Я рысью несся по гастроному, все еще высматривая рыжую гриву, но толстощекий не отставал от меня.

- В вашей газете две недели назад промелькнула заметка... э-э... информация насчет нашего представителя Аэрофлота в Гвинее-Бисау.

- Ну и что?

- Его арестовали по подозрению в шпионаже...

Нет, нигде не было Насти. У пустого прилавка "Кофе" я остановился и перевел дух. Тут же толстощекий гражданин приблизился ко мне и попытался достать мою ногу своим копытом.

- Держитесь от меня подальше! - сказал я зло. - Я не чистильщик ваших сапог.

- Извиняюсь! - Зеленая шляпа выразила смущение. - Понимаете, Огарок мой сын, и я убежден, что мальчика просто подставили...

- Что за Огарок?

- У нас такая фамилия. Витюша с отличием окончил МГИМО, он с португальским языком, и его направили в Гвинею-Бисау представителем Аэрофлота...

- Слушайте, что вам от меня надо?

- Понимаете, обвинение Витюши в шпионаже в пользу Гвинеи абсолютно смехотворно. Просто он очень общительный. У нас, Огарков, у всех общительный характер. Там, в Бисау, в ресторане, ну, выпивали с тамошними, мальчик, видно, разговорился, а кто-то из его коллег донес. Витюшу тут же выдворили из страны. А какие у него могли быть секреты? Да и просто смешно подумать, что Гвинея-Бисау ведет против нас разведывательную работу.

- Совсем не смешно. - Я слегка отпихнул его: мерзавец снова осторожно подбирался к моим брюкам. - Бисау ведет колоссальную подрывную деятельность против России.

- Не может быть, - пробормотал он несколько растерянно. - Я бы хотел через вашу газету дать опровержение... Я готов заплатить вам...

- Какое опровержение? - Я был очень, очень раздражен. - Мы дадим отклики трудящихся, требующих самого сурового наказания для вашего Огарка.

Редакция "Приморского слова" занимала три комнаты на четвертом этаже дома, напичканного всевозможными конторами. В одной из комнат я разыскал Валентина Сорочкина. Он и еще несколько сотрудников газеты сидели кто на стуле, кто на столе, спорили, перебивая друг друга. Сорочкин познакомил меня с коллегами, один из которых показался мне похожим на старого бульдога.

- Дмитрий Сергеич, - не удержался и съязвил Сорочкин, - жалеет, что его в детстве не назвали Лопе де Вега.

Компания разразилась смехом.

- Послушайте, Лопе де Вега, - сказал Сорочкин, раскачиваясь на стуле, внесите ясность. Мы тут спорили, какой был курс доллара до "сентябрьского вердикта". Ребята говорят - шестьдесят семь рублей, а я помню, что семьдесят четыре.

- Семьдесят два, - уточнил я. В свое время "сентябрьский вердикт" Федерального собрания, упразднивший пост президента федерации и сильно изменивший конституцию, привел к власти левую оппозицию. Были остановлены реформы и взят так называемый ННК - "новый национальный курс". Ожидали от него скорого улучшения жизни. Увы, этого не произошло. Менялись правительства, формируемые парламентским большинством, и каждое обещало, обещало... Вот уже и столетняя годовщина октябрьской революции наступает, а обещанного процветания все нет и нет.

- Можете полюбоваться на первого секретаря КПРФ Анциферова, - кивнул Сорочкин на раскрытое окно. - Ровно в полпятого он после сытного обеда выходит на балкон переваривать пищу.

Я выглянул в окно. В доме напротив, на втором этаже, на балконе, сидел в соломенном кресле миниатюрный человечек с лысой остроконечной головкой.

- Какой маленький, - сказал я. - Прямо недомерок.

- Зато страшно деятельный, - добавил Сорочкин.

На балконе появился полный человек в желтой, словно надутой куртке и зеленых спортивных штанах. Ветер шевелил его темные волосы. Он стал так, что мы видели его спину и мощный загривок.

- Сиракузов, - узнал его Сорочкин. - Специалист по штроблению стен, а по совместительству председатель "Трудового Приморска". У него батальон крикливых старух, и сам он ужасно речист - орет в мегафон, науськивает на евреев и демократов.

- Что такое штробление стен? - спросил я.

- Черт его знает... Кажется, он получает указания у Анциферова. Судя по всему, будет сегодня большой шум. - Сорочкин снял трубку тренькнувшего телефона и некоторое время молча слушал. - А милиции нигде не видно? спросил он. - Ну, ясно. Кто из наших фотографов здесь? Котелков? Скажите ему, пусть готовится, поедет со мной.

Положив трубку, Валя обвел нас помрачневшим взглядом.

- Кажется, началось, - констатировал он. - Двадцать минут назад из морского училища вышла колонна курсантов. Куда идут - пока неясно, но похоже, что по направлению к Устьинским казармам. Поедете со мной? спросил он меня.

Я кивнул.

Устьинским казармам лет сто пятьдесят, если не больше. Давно высохла (или ушла под землю) речка, в устье которой и было заложено мрачное кроваво-красное здание. А оно стоит, приземистое, словно придавленное воспоминаниями об удалых временах. Три довольно глупых зубца украшают вход в казарму.